Рину медленно обволакивала сладкая истома. Внезапно она ощутила покачивание судна, услышала, как снаружи ревет ветер. И все равно, душа ее и тело знали сейчас только его одного. Загорелая его кожа покрылась испариной. Рука лениво легла ей на грудь. Волосы щекотали щеку. Сердца бились в такт друг другу, дыхание почти слилось.
Давно уже Рина не чувствовала себя такой счастливой. И все еще никак не могла поверить, что этот мужчина принадлежит ей. Только сейчас она поняла, сколько в нем мужественности, сколько силы и красоты. Тело у него было стройное, крепко сбитое, но ведь мужественность — не только физическое понятие. Это и мысли, и строй чувств, и вообще все то, что формирует его незаурядный характер.
Она боялась открыть глаза, боялась, что этот образ рассеется, уйдет куда-то смутное ощущение полноты, завершенности, нераздельной близости, и еще — чудесной легкости, смешанной с чем-то вроде благоговения.
— Не уходи, останься со мной на ночь, — вдруг услышала она.
Рина открыла глаза. Голова его покоилась рядом, глаза, как обычно, были темны и бездонны.
Но в этот момент, лежа подле него, раздумывая мучительно, а вдруг, когда Кила не будет рядом, когда каждый вновь окажется сам по себе, она его потеряет, Рина внезапно испытала чувство некоей новой близости. Хорошо было просто лежать рядом с ним — обнаженным. Нагота давала какую-то власть. Можно просто протянуть руку, прикоснуться к нему, ощупать, провести рукой по телу. При всей своей откровенной силе он перед ней так же беззащитен, как и она перед ним.
— Я…
— Не уходи, — повторил он, приподнявшись на локте и порывисто отбросив рассыпавшиеся по подушке волосы. — Не надо. Хочу, чтобы ты была здесь, когда я засну. Не могу отпустить тебя. И тебе так будет лучше.
Рина прикоснулась к его щеке, провела ногтем по брови. В глазах у нее мелькнуло что-то невыразимое.
— Не уйду, — тихо сказала она.
— Два раза в месяц, по воскресеньям, мы ездили к маме. А по субботам они с папой забирали детей. Мама была твердо убеждена, что большинство браков превращаются в рутину, утрачивают чувство новизны именно потому, что очень трудно, особенно в наши дни, сводить концы с концами, ухаживать за детьми, ну и все такое прочее. Замечательные у меня родители.
Рина скосила взгляд на Кила. Они подлил в бокалы шампанского и, поправив простыни, выдвинул ящичек туа летного столика, где лежали дискеты с разнообразными видеоиграми. Лениво потягивая шампанское и закусывая его сыром, он предложил Рине сыграть. Но это скоро прискучило, тогда-то он и принялся расспрашивать ее о прошлом, а она, к собственному удивлению, разоткровенничалась. Вспоминать о минувшем все еще было тяжко, но почему-то и молчать не хотелось. И даже сладко было оглядываться назад — в воспоминаниях оживал Пол и возвращались к ней дети. Рина все еще не могла примириться с утратой, но только нынче ей открылось, что еще хуже — прятаться от правды и делать вид, что родных ей людей вообще не было. Нет, они были, они жили, и жизнь эта была особенной, прекрасной, неповторимой. Похоронить себя заживо, похоронить память о былой любви — чудовищная несправедливость по отношению к себе и к ним тоже.
Но что же это я делаю? — вдруг содрогнулась от ужаса Рина. Лежу в постели с чужим человеком, с которым только что как бешеная занималась любовью, и спокойно рассказываю ему о другом, о муже и детях — о тех, кто всего лишь два года назад составлял всю мою жизнь.
Разве можно вспоминать мужа, связавшись с другим мужчиной, расхаживающим в чем мать родила по комнате; а она лежит в постели и всем своим существом еще ощущает тепло его тела. С мужчиной, который волей-неволей оказался причастен к гибели ее мужа и детей. Неправильно это…
Между тем этот самый, несентиментальный, казалось бы, мужчина, вслушиваясь в ее слова, похоже, едва сдерживает слезы. Как странно. Ведь если речь идет просто об интрижке, то он вроде уже получил все, чего хотел. Разве только его опять терзает желание…
Рина снова хотела его и была уверена, что и он испытывает желание. И в то же время вдруг со всей ясностью поняла, что ему хочется, чтобы она расслабилась, просто поболтала, чтобы ей с ним было спокойно. Так что дело не просто в физическом влечении.
Мягко изгибая уголки губ. Кил ласково улыбался ей. Не похоже, что ему скучно, он выглядит таким умиротворенным. Кил сейчас похож на Пола, с которым она тоже любила поболтать ночью.
— Видно, твои родители и впрямь люди редкие, — заметил он, отбрасывая у нее со лба прядь волос. — Должно быть, они по тебе скучают. Ты когда навещала их в последний раз?
— Около года назад. Да, думаю, им действительно меня не хватает. А мне не хватает их. Но, по-моему, они понимают, что для меня лучше всего было уехать подальше.
— Может быть, все-таки надо почаще бывать дома. Знаешь, вдали от него порой бывает хуже.
Рина с любопытством посмотрела на Кила. Случалось, он делал ей больно, но только потому, что старался достучаться. И собственно, все, что он говорил, должно было помочь ей обрести уверенность в себе. И лишь однажды, это было в тот день в Нассау, когда ей самой открылась правда, именно она, а не он, сказала какие-то теплые слова.
— Кил, — вдруг проговорила Рина, — не знаю, может, не надо этого говорить, но мне жаль Эллен.
Не глядя на нее, он улыбнулся, полузакрыв глаза и заложив руки за спину.
— Спасибо тебе. Тоска готова смениться яростью, и это, наверное, самое худшее. Думаешь о молодом прекрасном существе, готовом подарить все лучшее в себе миру. А потом наступает пустота. А еще потом начинаешь думать, что во всем есть свой высший распорядок, что существует Бог, и у Него на все есть свои резоны. Я долго даже приблизиться не мог к Смитсоновскому институту и Национальному зоопарку, и к десяткам других мест, куда мы, бывало, захаживали вдвоем. Я уехал из Вашингтона, но… — Кил поморщился и пожал плечами. — Конгрессменам приходится большую часть своего времени проводить в столице, и со временем я полюбил воспоминания. Ко мне возвращались ее слова, порой поразительно глубокие, порой на редкость простодушные, и я невольно начинал улыбаться, понимая, что радуюсь ее присутствию в своей жизни.
Рина немного помолчала.
— Это чудесно, — вымолвила она наконец, — только…
— Что только?
Рина нервно подтянула простыню повыше.
— Ну, о тебе много чего с тех пор говорили. Ты что, стараешься вновь обрести Эллен?.. Я хочу сказать — в другой женщине?
— Нет, во всяком случае, не в том смысле, как ты думаешь.
— Тогда…
— Тогда откуда эта репутация ловеласа? Ну, начнем с того, что люди больше болтают, чем было на самом деле. К тому же после Эллен у меня не было ни одного серьезного увлечения. Конечно, всегда ищешь что-то, и я тоже ищу, но вовсе не ту, что похожа на Эллен… Всем нам свойственно ждать чего-то от человека — того, что отвечает нашим собственным представлениям. Хотя, может, не всегда мы отдаем себе отчет, чего именно ждем. Может, близкого нам образа жизни, может, вещей, которые, нам самим кажутся главными. Но уж, во всяком случае, не ищем двойников, так никогда не бывает. Да к тому же это было бы слишком скучно. Но важно найти равную преданность любви, важно, чтобы человек был тебе во всем близок. — Кил неожиданно рассмеялся. — Боюсь, мне не удастся толком сказать, что я думаю. Чувства, это, знаешь, такая неуловимая вещь.