– Не спрашивай, – зло бросила в ответ подруга. – Адвокат, мой любовник, свинья – на выбор, это все о нем. Я сошлась с ним ради Иоаськи, думала, поможет мне ее отсудить. Опять же, надавал мне обещаний, и опять я, дура, поверила! Ничему меня жизнь, как видишь, не учит! А он меня продал ее бабуле! Дедушка уже помер, и теперь бабка вцепилась во внучку так, что когти не разжать! Старой грымзе одиноко в своем трехэтажном доме, барыне скучно с павлинами в саду!
– А может, стоит немного, совсем немного подождать, пока дело решится естественным путем? – робко предложила Александра. – Девочка в безопасности, в хороших условиях… Ничья жизнь не вечна… Скоро твоя дочь будет свободна, и тогда…
– Тогда?! – воскликнула Маргарита. – Что ты болтаешь?! Никакого «тогда» не существует! Иоасе назначат опекуна среди прочих родственников, ее отправят из окрестностей Копенгагена, где я хотя бы могу ее отыскать, туда, куда датский Макар телят не гонял! И все, все, понимаешь! До ее совершеннолетия еще очень далеко! Один раз мне удалось выпросить у нее прощение, но это не повторится! Когда я снова появлюсь, она может меня послать к черту! – Запнувшись и переведя дух, Маргарита выпалила: – Ты мне предлагаешь ждать, потому что сама никогда не была матерью!
– А ты… видимо… была… – От негодования, сдавившего горло, Александра еле выговаривала слова. – Ну да… Как же… Целый год… А потом…
– Прости! – Вспыхнув, Маргарита бросилась к ней, но Александра уже вскочила и отступила на шаг:
– Я вижу, ты сейчас не в себе, – проговорила она все еще срывающимся голосом. – Вот ключ. Устраивайся. Кажется, все есть, чтобы прожить… сколько потребуется.
– Сашка!
В голосе гостьи звенели близкие слезы, но художница, положив на стол, рядом со своей тарелкой, ключ, продолжила:
– Помочь я больше ничем не могу, уже и то чудо, что квартира освободилась накануне твоего приезда. Ну, живи. Я пошла к себе, наверх.
– Ради бога, прости! – Теперь Маргарита плакала. Однако она не посмела двинуться за подругой, которая отошла уже к двери. – Я действительно, не понимаю, что говорю, с ума схожу, нападаю на тебя на единственного человека, который мне помог!
Она бормотала еще что-то, но Александра не слушала.
Выйдя из квартиры, она плотно прикрыла за собой дверь и убедилась, что щелкнул язычок замка. Поднимаясь по лестнице, женщина чувствовала себя не столько оскорбленной, сколько опустошенной. «Получить два удара подряд по одному и тому же больному месту… Но самое ужасное – убедиться, что рана не зажила, что это никакой не шрам и ничего не затянулось. Но если мне еще больно, значит, чего-то я еще жду? Боль без надежды не живет. А надежды у меня никакой на этот счет не может быть…»
Поднявшись на третий этаж, она встретила Марью Семеновну. Сверкнув железными зубами, старуха осведомилась:
– Каково на новом месте? Новоселье справляла?
– Нет, почему вы решили? – остановилась Александра.
– А пахло-то из-под двери луком, жарким! – Марья Семеновна поправила плешивое боа, обвивавшее ее широкие мужские плечи поверх мужского же пальто, которое она донашивала за своим подопечным, скульптором. – Раньше ты вроде не готовила? Или важный гость?
– Вас не проведешь. – Художница невольно улыбнулась. Еще минуту назад она бы не поверила, что сможет улыбаться сегодня. – Гостья, это она и готовила обед. Из меня – какой повар! Она там поживет какое-то время, вы, если встретите ее, не гоните.
– Поживет?! Ты сдала квартиру! – пригвоздила ее проницательным взглядом старуха. – А вот об этом речи не было! Я бы и сама сдала, но пожалела тебя на твоем чердаке! Вот как ловко обернулась… Нам, старикам, за вами, прыткими, не угнаться… Почем взяла за нашу дыру?
– Клянусь, я ни копейки за это не имею, – Александра прижала руку к груди. – Это моя подруга, художница из Киева, вместе учились в Питере…
Она сознавала, что говорит неубедительно, взгляд собеседницы мягче не становился. Хотя, надо было признать, Марья Семеновна вообще не отличалась мягкостью и женственностью, и как частенько говаривала сама, ей лучше было бы родиться мужчиной, что всем пошло бы лишь на пользу.
– Ладно, не заливай! – грубо оборвала ее соседка. – Сидишь без денег, решила подкалымить, так и скажи. Терпеть не могу, когда врут в глаза! Что ж, сама там жить и не собираешься теперь?
– Когда она уедет… собираюсь… – промямлила Александра, окончательно уничтоженная недоверием суровой «музы» скульптора.
Марья Семеновна издала крякающий звук, нечто среднее между кашлем и отрыжкой, вкрутила в прокуренный до черноты янтарный мундштук сигарету, чиркнула зажигалкой и отправилась вниз.
В это время, около трех часов пополудни, она обычно ходила с поручениями, которыми щедро награждал ее скульптор. Иногда ей приходилось ездить на другой конец Москвы, а то и области, чтобы передать какой-то пустяк. Старухе, беззаветно посвятившей себя служению вечно полупьяному кумиру, и в голову не приходило жаловаться на то, что ее больным ногам не дают покоя. Придирчивая, недоверчивая, а порою по-детски наивная, она не подозревала скульптора в том, что тот под предлогом выдуманных поручений попросту удаляет из мастерской вездесущую и ревнивую прислугу. Александра отлично знала, что Стас пользуется редкими часами свободы, чтобы устраивать личные дела. Скульптор, отличавшийся устрашающей внешностью – его лоб пересекал багровый шрам, заработанный в давней драке с друзьями-собутыльниками, – как ни удивительно, пользовался успехом как у моделей, так и у заказчиц. Первые, правда, приходили в его мастерскую небескорыстно. Стас водил знакомства в художественных кругах Москвы, и пристраивал сговорчивых и, как правило, иногородних девушек к своим друзьям не только в модели, но порой и в любовницы, а то и в жены. Заказчиц, женщин не бедных, зачастую не молодых, приходивших к нему в основном с целью увековечить в бронзе покойного супруга, впечатляла как безобразная физиономия скульптора, так и его наглый напор, проявляемый в отношении любой женщины, независимо от ее возраста, внешности и темперамента. Уставшие от лишних денег и одиночества, скучающие, а зачастую и впрямь горюющие по покойнику клиентки сдавались без боя, просто от неожиданности.
– Лишь две дамы в моем присутствии могут чувствовать себя в безопасности! – похвалялся Стас, расписывая свои подвиги. – Моя муза, модель и цербер – ангел Марья Семеновна, потому что я ее уважаю. И ты, чердачный призрак, друг свободы, Александра, потому что с такими близкими соседками я дела не имею. Как говорил мудрец, где живешь, там не…
Вот и на этот раз, стоило шагам Марьи Семеновны замереть внизу, из приоткрывшейся двери мастерской показалось ухмыляющееся лицо ее подопечного. «Подопытного» – любил он поправлять в разговорах с друзьями.
– Ушла?
Задумавшаяся Александра вздрогнула, когда у нее над ухом раздался шепот.
– Ушла. – Она прислушалась к тишине на лестнице. – Ждешь кого?
– Должна прийти одна «фея», – по-свойски подмигнул ей Стас. – А ты что тут дежуришь? Выслеживаешь, нешто?