– Было бы еще кого! – с неожиданной злостью ответила Александра. – Ладно, удачи!
Когда она поднималась по лестнице, вслед ей донеслось залихватское:
– Насчет этого, Бальзаминов, я никогда не ошибаюсь!
– Нажрамшись уже? – обернулась женщина с площадки.
– Есть маленько. – Стас распахнул халат пошире, и всей пятерней любовно поскреб волосатую грудь. – Для куражу, исключительно.
– Нужен он тебе, этот кураж! – отмахнулась художница. – Смотри, как бы тебя Марья Семеновна не застукала с «феей»!
– Все предусмотрено! – прогудело снизу, когда она преодолевала последний пролет лестницы, ведущей в мансарду. – Марья уехала в область, заказывать кузнецу арматуру. А они какая-то родня, так что раньше ночи ее ждать не приходится! А может, и заночует старуха в Мамонтовке!
– Не очень-то надейся! – проворчала женщина себе под нос, отпирая дверь.
У нее в памяти был еще свеж случай, когда Марья Семеновна, посланная с фальшивым поручением на другой конец города, вернулась с полдороги и застукала Стаса с очередной «феей». Она устроила скандал не хуже ревнивой законной жены, отстаивающей свои права, собственноручно вытолкала девушку из подъезда, а потом мстила скульптору, на целую неделю перестав с ним разговаривать. Впрочем, от этой мести больше страдала она сама, так как Стас был только счастлив отдохнуть от ее нравоучений.
В мастерской Александра долго не могла взяться за дело, все валилось из рук. Сцена с Маргаритой расстроила ее куда сильнее, чем она решалась себе признаться. То, что Рита попрекнула ее былым грехом, а потом еще раз ударила по больному месту, безвозвратно изменило ее представление о старой подруге. Когда-то они не таились, вовсю откровенничали, изливая душу, и умудрились при этом ни разу не обидеть друг друга, ничем не оскорбить. Удар был слишком неожиданным, чтобы с ним можно было легко смириться.
«Рита многое, видно, перенесла за эти годы и рассказала, кажется, не все… Но это еще не дает ей права втыкать мне в грудь булавки, как Клеопатра рабыне!»
Александра топталась возле рабочего стола, так и сяк пристраивая картины под свет лампы, прикидывая, за которую взяться сперва. Ее манила перспектива заняться более сложной задачей – Тьеполо. Но Болдини можно было сделать куда быстрее, на днях, и сдав, получить деньги. Которых, как всегда, у нее почти не было. Выпрямившись, она вздохнула: «Значит, Болдини. Это логично, потом не буду отвлекаться, если вдруг срочно потребуют эту картину!»
Освободив мольберт, она установила на него этюд, а картину Тьеполо вновь бережно запаковала в тряпки и бумагу и, отнеся за ширму, уложила сверток на полку, расчистив место. Каждый раз, принимая на реставрацию такие ценные вещи, она опасалась за их сохранность. Серьезных клиентов у нее оставалось все меньше. Владельцы полотен предпочитали иметь дело с мастерскими, которые были надежно оснащены охранными системами. Особенно ценные картины хранились в сейфах. К Александре подобные шедевры теперь попадали редко и случайно, от самых старых и верных клиентов.
«Раньше я могла бы перевезти Тьеполо к Эрделю, на время, – тоскливо подумала она. – Он никогда не отказывал, выручал меня. А я даже не попыталась найти его в больнице, как хотела… Что за день дурацкий! И чему я обрадовалась? Подумаешь, Рита объявилась! За пятнадцать лет она стала другим человеком. И очень неприятным! И чтобы пообщаться с нею, я отодвинула старого хорошего друга!»
В сердцах, вынув из кармана куртки телефон, она собралась позвонить – но не самому Эрделю, чьим мобильником завладела его супруга, и не к нему домой, где, отчего-то предположила Александра, никого не было. Она вдруг осознала, что не видела простейшего выхода из ситуации. «У нас же минимум десяток общих знакомых, а то и более наберется! Чего же я жду, деликатничаю? Кто-нибудь да знает, где он!»
Но она не успела даже заглянуть в телефонную книжку. В дверь тихонько, еле слышно постучали. Художница услышала стук только потому, что стояла в паре шагов от двери. «Ритка приползла мириться!» – поняла она. Хотя Александра и уверяла себя, что прежние теплые отношения с подругой порваны, она обрадовалась, услышав виноватый осторожный стук. «Все-таки пришла!»
Александра отперла и распахнула дверь. Заготовленные слова замерли у нее на губах. На площадке стояла жена Эрделя.
Только один раз она виделась с этой женщиной, года два назад, и тогда же впервые с нею разговаривала, если можно назвать разговором несколько фраз, какие говорят друг другу при беглом знакомстве. А оно было именно беглым: Татьяна куда-то торопилась, когда Александра приехала к Эрделю с очередной пачкой ненужных ему книг. Тогда, в сумраке прихожей, в тесноте и суете, где пытались разминуться и одновременно знакомились две женщины, Татьяна показалась ей очень молодой. Художница удивилась, что у Эрделя такая юная жена, и даже было решила что это его дочь. Коллекционер развеял ее недоумение, самолично представив элегантную моложавую женщину как свою супругу.
Сейчас, вблизи, Александра убедилась, что жена Эрделя никак не младше ее самой, если даже не старше. Пепельная блондинка с тонкими чертами лица, прозрачными голубыми глазами, с дорогой сумкой подмышкой, в модном клетчатом пальто – Татьяна по-прежнему была красива, элегантна, но иллюзия беззаботности, молодившая ее, исчезла. Быть может, подумала Александра, тогда сыграло роль приятное оживление женщины, собиравшейся в театр, на премьеру. Эрдель, презирающий любой вид лицедейства, сопровождать жену не собирался, она шла с подругой.
Татьяна выглядела испуганной, подавленной и очень усталой. Увидев на пороге хозяйку мастерской, она судорожно выдохнула:
– Ну, слава богу, вы наконец дома! А я уже два раза заходила!
– Я отлучалась. – Александра, изумленная и испуганная, отступила, позволяя гостье войти.
Ей вдруг сделалось очень страшно. Первая мысль, мелькнувшая у нее при виде серого лица Татьяны, завладела ею полностью, она уже не могла думать ни о чем другом.
– С Евгением Игоревичем… Что? – последнее слово она вымолвила почти безголосо.
– С ним по-прежнему. – Татьяна сама закрыла дверь и повернула ключ в замке. – Все так же нехорошо.
«И эта боится!» – мелькнуло в голове у Александры, наблюдавшей за тем, как незваная гостья прошла к столу, бросив короткий взгляд на полотно Болдини, установленное на мольберте. В руке Татьяна держала перчатки. Кулак был стиснут так, что костяшки пальцев побелели. Бегло оглядев мастерскую, женщина осведомилась:
– Позволите присесть?
Спохватившись, Александра придвинула стул:
– Пожалуйста. Правда, угостить мне вас нечем. Плитка сломалась, кофе сварить не смогу. А чаю не желаете? Чайник еще жив еле-еле.
– Как вы живете! – бросила Татьяна, брезгливо подбирая полы дорогого пальто и присаживаясь на стул, испачканный давно засохшими красками. – Как в сарае!
– Это и есть сарай. – Предприняв торопливую и бестолковую попытку навести порядок хотя бы на столе, Александра вдруг осознала тщету своих усилий и остановилась, глядя на гостью. – Простите, а почему вы ко мне зашли? Все-таки что-то неладно?