– Воронов!
Это был один из тех моментов, которых Александра очень боялась. Подсознание на какую-то секунду брало верх над рассудком, но эта секунда решала многое, и порой самым роковым образом. Она уже успела осознать, что предпочла переменить имя, чтобы в случае каких-то неприятностей не поставить под удар Эрделя. Воронову было уже все равно, а старыми друзьями Тихоновой были оба коллекционера. Но это не уменьшило шокирующего эффекта, который она сама испытала от своей внезапной лжи.
Мужчины тоже были, видимо, потрясены. Изумленное молчание свидетельствовало об этом выразительнее любых вопросов. Наконец тот, кто говорил с нею изначально, осторожно осведомился:
– Воронов? Так он же вроде вчера…
– Умер, – поторопилась подтвердить Александра. – Но он дал мне поручение сходить к Тихоновой… Не вчера, еще раньше…
Она врала на ходу, торопясь изобрести подробности запутанной истории с обменом картин, в которой эти двое ни за что не разобрались бы. Но это оказалось излишним. Мужчина, утвердительно кивнув, произнес:
– Идемте, попробуйте поговорить с мамой.
И поднявшись на площадку, отпер дверь в квартиру. Он вошел первым, не пропустив женщину вперед. Второй мужчина за ними не последовал. Переступая порог, Александра снова услышала внизу знакомое уже чирканье колесика дешевой зажигалки.
В прихожей оказалось так же темно, как в подъезде. Вдобавок, помещение было еще и неимоверно тесным. Каждый раз, попадая в дом конструктивистской постройки, Александра гадала, с какой еще диковинной планировкой встретится. Наиболее впечатляли квартиры без признаков ванных и кухонь, построенные в тот период, когда предполагалось, что трудящийся, вернувшись с работы, удовлетворит все свои нужды в общественных столовых, банях и прачечных. Проектировщик данной квартиры явно решил, что просторная прихожая – пережиток мещанства («Чай, не баре, енотовых шуб на оленьи рога не вешать!») и свел помещение к узенькой кишке, по которой приходилось двигаться гуськом.
Все двери располагались по одну сторону коридора, вторая стена была глухая. Дойдя до конца, мужчина приоткрыл застекленную дверь и, заглянув внутрь, обернулся к Александре:
– Она вроде спит. Зря побеспокоились. Позвонили бы сперва.
– Я и хотела, – смущенно, шепотом призналась Александра. – Но потом подумала, что раз уж все равно оказалась рядом, проще зайти…
– Ей лекарство принимать через полчаса. – Мужчина пристально посмотрел на гостью, словно ожидая, не скажет ли та чего еще.
Вопрос читался в его взгляде ясно, но был Александре совершенно непонятен. И снова она различила уже знакомое выражение глубоко спрятанного страха. Ей не мерещилось: так и было. Этот крепкий, коренастый мужчина, на голову выше художницы и раза в два тяжелее, – ее боялся!
– Посидите, подождите, я все равно буду ее будить, – неожиданно предложил хозяин в тот миг, когда Александра уже решила не настаивать на встрече.
Из открытой двери на нее пахнуло душком спальни тяжелобольного, спертым, приторно теплым, химически насыщенным – то ли спиртовым испарением лекарства, забытого открытым на столе, то ли травяного настоя, остатки которого женщина успела заметить в графине. В спальне было почти темно, только в дальнем углу, у наглухо зашторенного окна, горел тусклый ночничок, жиденький красноватый свет которого лишь усугублял сумрак. На постели виднелась отвернувшаяся к стене фигура, укрытая чуть не до ушей. Едва вдохнув отравленный болезнью воздух, Александра пожалела о своей настойчивости.
– Идемте, чаю попьем! – Хозяин сделался вдруг очень приветливым. – Что вы стесняетесь? Она обрадуется, что знакомая пришла. Вы же знакомы с мамой?
Александра отлично заметила ловушку, расставленную в этом вопросе, и ответила вполне хладнокровно, следуя за хозяином в обратный путь по узкому коридору:
– Лично мы не знакомы, но слышала я о вашей маме много.
– От Воронова?
– В том числе от него…
Войдя вслед за хозяином на кухню, располагавшуюся непосредственно рядом с входной дверью, Александра лихорадочно припоминала все подробности о Воронове, которые ей могли бы сейчас пригодиться для того, чтобы создать иллюзию знакомства с этим «великим человеком». Именно так, без тени насмешки, как-то назвал покойного один общий знакомый, причем от души его ненавидевший.
Но придумывать ничего не пришлось. Мужчина предпочел сменить тему.
– Я не представился, меня Валерием зовут. – Войдя в кухню, он обернулся и протянул гостье руку: – Будем знакомы!
Назвавшись в ответ, женщина с удивлением оглядела помещение странной, пятиугольной формы. Пятый угол, вопреки всем правилам архитектуры, не выдавался наружу, образуя остроугольный эркер, а напротив, вдавался в глубь помещения, да еще и не с внешней стороны, а со стороны подъезда. Это производило странное, даже тревожащее впечатление – казалось, некий великан ударил по стене огромным топором, пытаясь прорубить ее, но остановился, не окончив дела. Валерий сразу понял ее удивление и привычно пояснил:
– Что делать, планировка уж такая. И не переменишь ничего. Мы уж сколько обращались, хотели даже объединить эту кухню с соседней комнатой, а эти углы убрать в стенные шкафы – вот бы хорошо было! Но нам отказали. Тут тронь одну стену, все посыплется. Да мать-то этим и не занималась в общем… Ей такие мелочи всегда были безразличны!
Усадив гостью за стол, Валерий включил чайник, выставил угощение – начатую коробку шоколадных конфет, вазочку с сухарями. Александра, привыкшая за много лет фиксировать мельчайшие приметы обстановки, машинально отмечала взглядом каждую деталь на этой необычной кухне. Плитка на стенах серая, некогда бывшая белой, еще тридцатых годов, появившаяся здесь вместе с самими стенами. Но фриз, под самым потолком, довольно высоким – новый, из португальских бело-голубых расписных плиточек-кабанчиков, похожих на одинаковые шоколадные плитки в пестрых обертках. Двухконфорочная газовая плитка – другая и не уместилась бы в остром углу, – напомнила женщине недавнее посещение подмосковного дачного поселка, где ей довелось встретить такой же раритет коммунального хозяйства выпуска аж семидесятых годов. Другой острый угол был занят расшатанным журнальным столиком, по счастливому совпадению – также треугольным, почти идеально вписывавшимся в странную планировку помещения. На столике громоздились чашки, блюдца, тарелки с засохшими остатками еды. Вдоль противоположной, прямой стены в ряд выстроились дорогой красный холодильник с вынесенной на верхнюю дверцу панелью управления, стол, несколько табуреток. Раковины не было. Впрочем, Александра, уже знакомая с причудливыми планировками таких домов, ничему не удивилась. Разве что тому, что хозяева, прожившие тут не один десяток лет, так и не нашли способа сделать свою жизнь удобнее и проще.
«Сыновья равнодушны – еще понятно, мужа у Тихоновой, быть может, нет, – думала Александра, примостившись на табуретке у стола, поджав ноги, чтобы не мешать Валерию передвигаться по узкой кухне. – Но сама-то она как смирилась с тем, что таскать грязную посуду приходится в ванную комнату? Это же попросту негигиенично, не говоря уж о том, что тяжело…»