Свет она, последовав примеру Валерия, также включать не стала. Ее глаза уже привыкли к освещению, проникавшему через окно с улицы. Она отчетливо различала все детали обстановки этой узкой, вытянутой в длину комнаты. Вдоль обеих длинных стен высились книжные стеллажи. Под окном стоял большой письменный стол, заваленный книгами и бумагами. В тишине все явственнее становилось резкое тиканье часов. Александра поискала их взглядом и нашла в углу. Огромные, похожие на узкий высокий шкаф, напольные часы упрямо отщелкивали время, словно выиграв у него пари, с удовлетворением отбивали на лбу проигравшего противника издевательскую дробь. Заинтригованная, она подошла и провела пальцами по резьбе, покрывавшей футляр. «Свежий лак, недавно реставрировали. Какая богатая выделка! И боковые стенки тоже в резьбе. По фасону футляра вроде бидермайер, но по “богатству” – скорее уж эклектика, не удивлюсь, если русская!»
Она решилась уже было включить свет, чтобы рассмотреть заинтересовавшие ее часы – как всегда, стоило отвлечься на любимый «предмет», как все дурное забывалось, – но вдруг, опередив ее намерения, под потолком вспыхнул белый стеклянный колпак лампы. Александра сощурилась и увидела на пороге Валерия.
Мужчина прикрыл за собой дверь очень осторожно, стараясь не производить шума, громким шепотом осведомился:
– Я недолго?
Александра неопределенно качнула головой.
– Она уснула только что, – вполголоса продолжал Валерий. – Пришлось дать снотворное, врач разрешил иногда. У нее сейчас сердце находится под большой нагрузкой.
– Мне так жаль, что я ее расстроила, – тоже шепотом ответила Александра. – Я не ожидала, что она в таком ключе воспримет мое появление… Ваша мама почему-то решила…
– Что Эрдель умер, – подхватил Валерий. – Да вы присядьте, в ногах правды нет. Разговор будет у нас… не знаю, правда, долгий ли. Может, вы сразу убежите…
Он придвинул женщине полукресло, обитое потрепанной велюровой тканью цвета граната. Александра присела, он же опустился на край широкой кушетки, застланной лоскутным ватным одеялом. Комната служила одновременно и спальней, и рабочим кабинетом.
– Мама не зря так подумала, оказывается, – глядя в пол, будто нехотя сообщил Валерий. – А я вот зря представил вас, будто вы от Эрделя. Просто с Вороновым мама была на ножах последние дни… А насчет Евгения Игоревича ужасно беспокоилась, даже когда он еще был здоров… Ну а уж вчера вечером, когда узнала, что он попал в больницу…
– Кто ее известил об этом? – перебила Александра.
– Одна знакомая.
«Женщина! К Эрделю в больницу вчера вечером тоже приходила женщина!»
– Кто конкретно, хотелось бы узнать? – спросила художница, стараясь не выдать волнения. – Мы с ней знакомы, я думаю.
– Да все вы, коллекционеры, знакомы друг с другом! – В голосе мужчины прозвучала, как ей показалось, горечь. – Но мама не сказала мне, кто приходил. Я как раз ушел в аптеку, дома остался Петя, вы его видели на лестнице. Он и впустил ту женщину. Говорит, что не знает ее… Да он правда мало кого знает, редко тут жил. С восемнадцати лет мотался черт знает где и с кем! В нашей жизни не участвовал!
– А почему ваша мама делает такую тайну из того, кто ее навещал? – с тревогой осведомилась Александра. – Это странно!
– Не знаю, – вздохнул Валерий. – Но даже говорить об этом не захотела. Только проронила, что приходила знакомая с очень плохими вестями от Эрделя, сказала, что тот попал в больницу. Хотел бы я узнать, что это за добрая душа потрудилась! Ведь все знают, как мать больна, ее нельзя тревожить…
Мужчина сидел, повесив голову, рассматривая сцепленные в замок руки. Говорил он как будто, обращаясь к своим пальцам:
– Мать еще до того, как во второй раз расхворалась, сильно изменилась. Стала сама не своя. Воронов к ней несколько раз приезжал, и это только при мне. Я же не все время дома сижу, иногда уезжаю. Три раза в неделю читаю лекции по истории искусства в гуманитарном университете… Петька, тот вообще только в последние дни тут появился. Где его раньше мотало, понятия не имею. Так что Воронов мог бывать тут еще чаще, чем я думаю…
– Чем был опасен Воронов? – прямо спросила Александра, почувствовав, что самое время задавать вопросы, на которые в других обстоятельствах мужчина может и не ответить. – Что он сделал такого, отчего сам заболел, заболели ваша мама и Эрдель? Это он виноват? Он их заразил?
– Заразил? – недоуменно переспросил Валерий. – Чем, простите, он мог их заразить?
– Но они же все заболели практически одновременно… – растерялась Александра. – Я не понимаю чего-то?
– Заболеть-то они заболели, да вовсе не потому, что заразились чем-то, – проворчал мужчина, пожимая плечами. – То же самое произошло много лет назад с Галиной, старшей сестрой мамы, и с ее подругой, которая жила тут рядом, через два дома. Тогда тоже все шептались, что девушки заразились какой-то чуть ли не легочной чумой. Всю квартиру нам залили дезраствором, и Софьину тоже… А в медзаключении написали потом, что тетя умерла от банальной пневмонии. И ее подруге Софье то же самое написали. Две здоровые молодые женщины, никогда ничем не болевшие, якобы умерли от не леченной, запущенной пневмонии! Я полагаю, это просто отговорка. Правды не сказали.
Александра изумленно слушала, не решаясь больше переспрашивать и возражать. Ей казалось, что мужчина сам себе противоречит, но его волнение свидетельствовало об искренней убежденности в своих словах.
– И потом, разве тетя проворонила бы такую опасную болезнь, она же сама была медик по образованию! – Валерий как будто спорил, но обращался при этом по-прежнему к своим рукам, а не к притихшей слушательнице. – Да не просто медик, а пульманолог! Только что интернатуру закончила, институт с красным дипломом. Она бы вовремя легла в больницу и подруге не дала бы пропасть! Нет, пневмония тут совершенно ни при чем. И зря нам квартиры хлоркой поливали, и перед соседями, мама рассказывала, еще сколько лет приходилось оправдываться. Люди ведь темные, их напугать легко. Кто-то сдуру ляпнул «чума», так все от нас и шарахались долго еще, как от чумы.
– Простите, но так просто две молодые, здоровые женщины подряд не умирают, – робко проговорила Александра, воспользовавшись паузой. – Чем-то они заразились…
– Говорю вам, нет! – раздраженно ответил Валерий. – Они отравились, вот что!
– Что вы имеете в виду?! Чем отравились?!
Мужчина вдруг с силой растер лицо ладонями, будто пытаясь очнуться от приступа дурноты. Он впервые взглянул прямо на сидевшую рядом Александру, и она прочитала в его глазах отчаяние.
– Я ничего толком об этом не знаю! Мама когда-то, давно, обронила раз, что причину смерти указали неверную, что обе подруги отравились по неосторожности. Ей самой тогда было семнадцать лет, она многое видела, знала… Но всегда избегала этой темы. И еще раз у нее вырвалось, когда она слегла окончательно. На днях… Я уговаривал ее принять лекарство, она – ни в какую… И вдруг сказала: «Ничем это мне не поможет, я не больна, а отравилась, как отравилась когда-то бедная Галя… И как Софья!»