— Очень романтично…
— Пожалуй. У этой странной пары остался ребенок, мальчик, который вырос в детском доме. Ему дали фамилию Ревин. Это и есть папаша нашего Даниила Петровича.
— Он жив?
— Умер. Пять лет назад. И его жена тоже, через год после супруга.
— Ты основательно изучил родословную Ревина. Но зачем?
— Как зачем? Разве не странно, что Ревин давно «крутится» вокруг золота? И все видения, навеянные шаром, тоже касаются золота? Это от него шар набрался, ей-богу! И невольно послужил проводником между Ревиным и нами.
Ангелина Львовна вспомнила свой сон об алхимике и призадумалась.
— Намекаешь, что мои «глюки» навеяны мыслями Ревина? Посредством шара?
— И твои, и мои, — радостно подтвердил Самойленко. — Сначала шар зарядился информацией от Ревина, потом она потекла к нам… непроизвольно, сама собой. Мы с тобой люди ищущие, готовые воспринимать… вот и…
— Тебя послушать, так Ревин — какой-то монстр, — перебила Закревская.
— А что, нет? Вспомни его золотые зубы. Он просто маньяк, помешанный на золоте!
— Скажи еще, нечистая сила, которую смерть не берет, — нервно улыбнулась она. — Сколько раз покушались, а ему хоть бы что. Господин Ревин в огне не горит и в воде не тонет…
— Ух ты! — восхитился Самойленко. — Точно подметила. Умная ты баба!
Галактика Эол, астральный мир Нойлех. Далекое прошлое
Манфи испытывала горькую печаль. Такая, как есть, она больше не сможет существовать в прежнем мире. Ее ужасное приключение закончилось, но и жизнь на Хелионе тоже. Теперь ее ждет Нойлех — астральный двойник родной планеты. Берега Снов Лучезарного Хели. Там все точно так же, как и на Хелионе. Почти…
Ей захотелось увидеть их с Тэллом дом… Он стоял на берегу реки, в тени огромных деревьев — чем-то похожий на бутон хрустального цветка: изогнутые «лепестки» опор сходились кверху, между ними виднелись сверкающие грани стен. Манфи чувствовала, что дом пуст. Конечно, кому же там быть?… Она обернулась к реке и засмотрелась на рыб, скользящих в прозрачной глубине. Их узкие пятнистые спины мелькали среди водорослей и ярких кораллов. Рыбы подплывали к поверхности, поворачивали желтые глаза с черными, блестящими зрачками и разглядывали Манфи.
«Они ощущают мое присутствие», — подумала она.
Берег пестрел цветами. В их густых зарослях шумел ветер. Под сенью деревьев разлеглась большая черепаха, ее панцирь отливал золотом.
— Иди ко мне! — шепнула Манфи.
Черепаха высоко подняла голову. Она подползла ближе и положила свою морду в ладони Манфи, излучая блаженство…
Тонкий мир Нойлеха почти не отличался от форм, которые принимала твердая материя, образующая планету Хелион. Здесь так же сверкали в лучах солнца вершины «хрустальных» гор, журчали реки и шелестели деревья. Только свет Спящего Хели — холодного солнца — выглядел иным, голубоватым и тусклым.
Нойлех населяли только умершие. Живущие бывали здесь лишь в краткие мгновения сна, как черепаха, лежащая в тени деревьев.
Манфи вошла в дом. Она любила здесь каждый уголок, каждую безделушку, — золотые статуэтки животных, светильник-часы «Глаза», мозаики на стенах, мягкие драпировки и пушистые ковры… Манфи приблизилась к своему огромному, до потолка, зеркалу и взглянула на себя. Красивое тело, обтянутое белыми переливами платья, волнистые волосы, точеное лицо… все, как прежде, только кожа более светлая, бледная, как стекло.
«Тень Манфи! Вот как я буду называть себя», — решила она.
На подставке у зеркала лежал набор для причесок, подаренный ей Тэллом. Он привез его с далекой планеты Сахти в созвездии Крылатый Дракон. Расчески, гребни и заколки из золота с примесью других металлов потемнели и потеряли блеск, но Манфи очень дорожила ими.
«Почему это случилось со мной? — замирая от тоски, подумала она. — Виной всему — мое безрассудство и неугомонный нрав. Я слишком увлекаюсь…»
Тонкий мир Нойлех имел свои прелести. Будучи двойником Хелиона, он, тем не менее, жил по своим собственным законам. Берега Снов существовали задолго до того, как сформировалась твердая планета, на которой зародилась и получила развитие цивилизация, где золото стало основным элементом, необходимым для поддержания жизни.
«Ткань» многомерного пространства Нойлеха обладала чудесными свойствами. Она легко трансформировалась в соответствии с мыслями и чувствами своих обитателей. Любая игра воображения, любой мысленный образ воплощались здесь практически мгновенно. Это забавляло существ, привыкших к длинным временным отрезкам между желаемым и его про — явлением в мире твердых форм.
Манфи не могла долго предаваться грусти. Зеркало вдохновило ее, и она принялась менять облик, как ей хотелось.
Она стала такой, какою была, когда Тэлл впервые признался, что любит ее, — в роскошном «золотом» платье, украшенном драгоценностями и живыми цветами.
В воздухе распространился знакомый аромат…
Манфи вертелась перед зеркалом, и, когда Тэлл обнял ее, даже не удивилась. Ведь она подумала о нем.
— Манфи, какая ты холодная, — шептал он, прижимая ее к себе. — Дай, я тебя согрею.
Спустя мгновение они превратились в одно сверкающее золотое облако.
Внезапно Манфи ощутила чье-то пристальное, страстное внимание. И это не был взгляд Тэлла.
— Кто тут? — воскликнула она, возвращаясь к прежнему облику.
Хетт ужасно удивился. У себя на Драгии и, особенно, в замке Вальганиуса он видел всякое, но чтобы два живых существа превратились в облако прямо на его глазах…
— Кто здесь? — взволнованно повторила Золотая Богиня.
Теперь он знал, как ее зовут. Манфи! Какое прекрасное, звучное имя.
Хетт не отрываясь наблюдал за Манфи. Он ничего не понимал — ни как очутился в этом странном зыбком мире, ни как «ожила» его обожаемая Золотая Богиня, ни что ему теперь делать. Он не осознал смерти, как не осознавал происходящего с ним, принимая все за сладостный любовный сон.
— Кто ты? — строго спросила Манфи, с трудом различая в сумраке очертания незнакомого существа.
— Я Хетт, секретарь Вальганиуса, — поспешно ответил гость.
Магистр приучил его без промедления отвечать на вопросы. Он никогда не давал Хетту времени на раздумья, чтобы тот не мог солгать.
Богиня заинтересовалась.
— Ты с Драгии?
— Да, — подтвердил Хетт. — А разве… ты меня не помнишь?
— Нет.
— Этого не может быть… — удрученно прошептал Хетт и поник.
— Как ты оказался здесь? Ты умер?
Хетт оцепенел от ужаса. Он умер? Но… как же так? Ведь он продолжает думать, чувствовать и даже разговаривать. Впрочем, Манфи виднее. Раз она говорит, что он мертв, значит, так и есть.