– Нет… нет… не надо, – шепчет Аполлон, ощущая, как невыносимая боль сковывает его. Не вдохнуть. Не выдохнуть.
И, преодолевая ее, он протягивает руку. Касается ледяной ладони, прощаясь.
– Нет, – говорит он пустой чаше. – Ты ошибся! Ошибся!
– Кто ошибся? – спрашивает Клеодокса. Давно пришла она и, скрывшись от людских глаз, смотрела, как обнимает Аполлон неудачницу Этодайю, как говорит с ней ласково, целует нежно. А после, выпив из чаши, меняется в лице.
Что увидел он в ней, в этой чаше, золотоволосый чужак, обещавший возвести на трон Клеодоксу?
Предсказал он верно гибель братьев, и все случилось именно так, как видела она. Обезумевший Сипил убил Исмена. А после пронзил себе грудь стрелой, не желая жить без брата.
И чему же суждено случиться дальше?
– О, здравствуй, змея, – Аполлон улыбался – прежней злой улыбкой. – Приползла ко мне пополнить запасы яда?
– Отчего же, у меня и собственного в достатке. Не то что у дорогой моей сестрицы, которая оказалась так глупа, чтобы полюбить проходимца. Но она всех любит, Аполлон.
– Значит, у нее большое сердце.
– Большое – не значит, что крепкое.
– Чего тебе надобно?
– Узнать, что за чудесная у тебя чаша. Уж не та ли это чаша, о которой матушка не велела нам упоминать? Не ее ли украл коварный Лай? И не из нее ли отравила лошадей Хрисиппа ревнивая Лето? Не эта ли чаша показывает грядущее, взамен отбирая разум? Сколько раз пил из нее мой брат?
– Единожды.
– Ему хватило. Слабый он какой… а ты силен… и бесстрашен… или же кровь твоя служит тебе защитой от безумия?
Коснулась Клеодокса руки Аполлона, и холодными были ее пальцы.
– А если и так, то что?
– Мести желаешь, сын Лето? И что помешает мне остановить тебя?
– Быть может, это? – Острый нож прижался к ее белой шее. Но лишь рассмеялась Клеодокса:
– О, неужели сам меня убьешь? Тогда все бросятся искать убийцу. И найдут тебя, не сомневайся. А еще, я могу закричать, и воины отца положат конец твоей бессмысленной жизни.
– Ты и правда змея!
– Мы стоим друг друга. Хочу я предложить тебе сделку. Ты обещал мне, что стану я царицей, что Фивы будут моими, так сдержи слово. Я не стану мешать твоей мести, помогу даже.
Молчал Аполлон, пораженный ее коварством, и решила Клеодокса, что обдумывает он ее предложение.
– Ты не справишься один. А вдвоем мы сумеем. И если захочешь, то сам взойдешь на трон! Ты силен. И бесстрашен, если не побоялся явиться сюда один. Умен. Коварен. Из тебя выйдет хороший царь. А я буду славной царицей.
– Я не люблю тебя, – отстранил Аполлон ее ледяную руку.
– А кого же любишь? Неужто эту глупышку, Этодайю? Хорошо, забирай ее и увози. Пусть она станет твоей наградой, если иной ты не желаешь. Так что, сын Лето, примешь ли ты мою помощь?
На другой день вновь боролись братья, и вновь побеждал Файдим. Но теперь не доставляла их борьба Илионею приятных ощущений. Видел он не схватку на радость богам, когда силой своей человек восславляет их, но злость, сокрытую в могучем теле Файдима. Вот заламывает он руку брату сильнее, чем надо бы. Вот выкручивает ее, так что мышцы стонут и трещат кости. Вот спина борца натягивается, словно древесный ствол под ветром, того и гляди хрустнет.
– Здравствуй, царевич. – Вчерашний незнакомец уселся рядом с Илиопеем: – Как твои братья?
– Я… я поборю его! Вырасту сильным и поборю.
– Так когда это будет… и разве вернет это брата? Месть ничего не меняет, юный Илионей. Месть лишь дает увидеть призрак справедливости.
– Тогда что мне делать?
– Помочь.
– Как?
– Хочешь, чтобы завтра Тантал поборол Файдима?
– Хочу.
– Он сильный, но очень добрый. Надо, чтобы Тантал стал злым, ненадолго, этого хватит. Когда поймет Файдим, что способен брат его одолеть, тогда и перестанет метить на его место. Вот, возьми.
Незнакомец протянул ему стеклянный фиал, в которых матери обычно хранят драгоценные масла для своих чад.
– Добавь в воду одну каплю. Всего лишь каплю! Смотри, не ошибись! И дай Танталу выпить. Достаточно будет, даже если просто пригубит он. Сила войдет в его тело. Вот, гляди.
Из сумки возникли серебряная чаша и обыкновенная фляга. Налил незнакомец в чашу воды, капнул каплю из фиала, всего одну. И – выпил воду. Ничего с ним не случилось.
Поднялся незнакомец, подхватил на руки Илионея и подбросил его, так высоко, как ни один из братьев не подбрасывал.
– Видишь, каким сильным я стал? – спросил он. – Сам решай, помогать ли брату. Но, чур – не рассказывать ему об этом! Он у тебя очень честный. Не захочет побеждать такой ценой. А не победит – погибнет.
И этим же вечером вновь обнимал Аполлон возлюбленную, пел ей, лишь только ей, улыбался, хотя страшная боль разъедала его душу. Он бы отдал ей и сердце, и саму жизнь, лишь бы переменить все. И слушала его пение Этодайя, прижималась к нему нежно, готовая идти за милым хоть на край света, хоть за край его.
Кусала губы ревнивая Клеодокса: впервые обошла ее сестра!
Но она заплатит за это. И этот золотоволосый, тоже считающий, что он – почти бог. Пусть поможет он исполнить Клеодоксе ее желание, а там уже получит то, что заслужил.
Утро наступило.
Всю ночь проворочался без сна Илионей. И так он думал, и иначе. Вдруг яд дал ему незнакомец? Но нет: испил он из чаши и остался жив, силен только сделался… и не желает Илионей дурного. Только брату хочет он помочь. Каплю, всего-навсего каплю… одна победа Тантала – и перестанет Файдим брата мучить.
Рано-рано побежал Илионей к роднику, принес воды холодной и, наполнив чашу – самую обыкновенную, не такую красивую, как у незнакомца, – влил в нее одну каплю снадобья.
Но хватит ли одной? Файдим силен… и Тантал выше и крепче того незнакомца.
И дрогнула его рука, выпуская из фиал еще одну каплю. Две…
– Вот, – поднес Илионей чашу брату, зная, что не откажется Тантал выпить. – Я для тебя к роднику бегал. Кто выпьет это, сильным становится! Люди так говорят.
– Ну, если люди говорят, надо их слушать.
Принял чашу Тантал, выпил половину содержимого, а вторую часть – Файдиму отдал:
– Возьми, брат. Если уж сильными быть, то вдвоем.