– Нет, тебя с самого начала наметили целью. Единственная дочь состоятельных, культурных, тихих родителей. Они ведь выглядели очень милыми – со стороны. Идеальная семья.

– Сейчас в лоб дам!

– Для тебя – и на самом деле идеальная.

Далматов готов был признаться: он завидует. Этот дом никогда не будет похож на тот, другой, в котором он побывал лишь один раз. С другой стороны, ему хотя бы не врали, и в этом есть преимущество.

– Женитьба на тебе решила бы их финансовые проблемы, а они вдруг возникли. Рената – вовсе не дура. Она начала задавать вопросы. И смотреть… если смотреть как следует, многое можно увидеть. Например, что дружба – далеко уже не только дружба.

– Так он – педик? – Муромцев подтянул к себе блюдо с остатками блинов.

– Помягче! Павел и Аполлон – любовники. Давняя крепкая пара. Между прочим, гетеросексуальным бы такую привязанность, глядишь, разводов было бы меньше.

– Ты… ты…

Подушек под рукой не оказалось, а банку с медом Саломея швырять все же не стала.

– Я ничего не имею против нетрадиционной ориентации. – Далматов поднял руки в знак капитуляции. – Я говорю правду, Рыжая! Ту самую правду, которую старательно заметали под половичок приличий. Глядишь, позволили бы этим людям жить, как живется, и ничего бы не было.

– Илья, ты ошибся!

Ей безумно хочется поверить в эту несуществующую ошибку. И Далматов почти готов покаяться, но… вся история тогда рассыплется на отдельные, не связанные друг с другом части.

– Доказательств у меня нет. – Илья явно готов быть честным до последнего. – И со свечой я не стоял. Но я беседовал с некоторыми однокурсниками Аполлона. Они говорят, что ко времени защиты диплома эти двое уже перестали прятаться.

Саломея горбится, обнимая себя обеими руками, чтобы защититься от беззубого прошлого.

– И, вероятно, когда Рената потребовала от сына – вести себя прилично, Павел просто послал ее подальше. Взрослый он, мол. Сам знает, что делает. Вот только денег у него нет. А деньги нужны. Оба друга привыкли жить красиво. Так появляется замечательный план – выгодно женить Аполлона. Во-первых, можно маменьке покаяться и соврать, что все уже позади. Во-вторых, если жену подобрать не слишком умную, у них появится дополнительный источник доходов.

– Я тебя ненавижу!

– Не меня, Лисенок. Павел был знаком с твоими родителями. И, вероятно, они показались ему милыми, добрыми людьми. Да и ты – сущее дитя. Такого человека легко обмануть.

Вздох. Муромцев качает головой: мол, мягче надо быть с дамочками, особенно с теми, которые после шести вечера все-таки едят. Еще расстроятся и съедят больше положенного.

– Тебе просто не хватило опыта. А вот родителям твоим хватило ума навести справки о женихе. Думаю, они многое нашли такого, чего и не желали бы знать. И Аполлону сделали внушение. Или Павлу? Главное, что оба все поняли правильно. И нашли запасной вариант…

Глава 3
Варианты

Обидно быть запасным вариантом.

Но Далматов говорит то, что думает. И, наверное, ему не слишком приятно рассказывать все это. А блинчики он печь умеет, еще бы совести ему немного – и золотым человеком был бы!

Саломея пытается найти аргументы для возражений, но не находит.

Напротив, память с иезуитской услужливостью подкидывает ей эпизоды-обрывки, которые прежде казались вполне незначительными.

– …я останусь?

– Не надо. Много работы… я устал… давай лучше прогуляемся… не стоит целоваться на ветру…

Родители поняли все раньше Саломеи, но промолчали? Сделали кому-то из любовников внушение?

Велели оставить Саломею в покое?

Они хотели, как лучше, но… это несправедливо! Могли бы сказать дочери правду. И что тогда? Поверила бы им Саломея? Или рассорилась бы? Из дому ушла бы… куда?

– Это было верное решение, Лисенок, – мягко произнес Далматов. Он хотя бы не смеется над глупой девчонкой, поверившей – тогда – в любовь.

И не просто в любовь – в ту самую, единственную, на всю жизнь, когда – если вместе, то уж до гроба.

– А может, дело не в твоих родителях? Павел мог приревновать его к тебе. Ты молодая и красивая. Вдруг бы он действительно увлекся?

Немного лести для ее раненого самолюбия. И Муромцев хмыкает, давая всем понять, что он плохо верит в нечто подобное.

– К Татьяне же ревновать было незачем. Она – полезна. Содержит Аполлона, да и сам этот брак успокаивает Ренату. Люди склонны верить в те свои иллюзи, которые для них приятны. Рената, полагаю, удостоверяется, что сын ее – нормальный. А он – злится. Ему было тяжело оказаться в разлуке с Аполлоном…

– Слушай, какая-то мелодрама голимая у тебя выходит!

Муромцев – очень непосредственная личность. Саломее он симпатичен тем, что говорит всегда именно то, что думает. И даже мысли у Добрыни прямолинейны, как шпалы.

– Он любил его. И потом, того… в смысле тетку-то убрали! Анну эту.

– Разыграли, – поправил Далматов. – Ее заставили поверить, что она нашла уникальную вещь, которая… скажем так, которая способна реализовать сценарий будущего.

Муромцев ему не верит. Но Саломея понимает, о чем идет речь. Дело не в чаше, а в человеке, в его готовности принять судьбу! Картинки-карточки – как сценарий, заложенный в мозгу. И вот уже и сознание, и подсознание, все работает на одно – воплотить этот сценарий в жизнь.

– Ей казалось, что она видит будущее. На самом деле, она видела то, что хотела видеть. Вы не проводили анализ чаши? Проведите.

– И чего искать?

Муромцев наклоняется над столом, опираясь на руки, не то собираясь встать, не то, напротив, лечь и заснуть прямо здесь, поблизости от тарелок с едой.

– Сделайте соскоб с дна. Думаю, там будет что-то вроде налета. Или лака. Вещество это – сложного состава. Полагаю, смесь из выделений жаб, яда иглобрюха, кое-каких типичных представителей южной флоры…

– Да ты провидец!

Несмешная шутка. И Муромцеву тоже явно не до смеха. Он двигает челюстью, точно пережевывая информацию.

– Неважно было, что именно наливали в чашу, главное – это действовало. А если так, то дело не в жидкости, а в самой чаше.

Логично. И теория Далматова выглядит до омерзения убедительной. Ему и рассказывать дальше ничего не надо. Гаити. Колдуны и колдуньи. Культ вуду, где африканская магия вошла в противоестественный союз с некоторыми постулатами христианского учения. Множество тайн – для маленького одинокого мальчишки…

Он ведь и правда видел все то, что было скрыто. А Саломея не удосужилась узнать, где он этому научился.

– Он – бокот. Колдун, – пояснил Далматов, и Добрыня лишь крякнул. Он все еще не верил в колдунов, в привидения, да и вообще во все, что выходило за рамки естественно-научной картины мира. – Я не утверждаю, что он насылает проклятие на своих жертв…