Ранние сумерки, открытое в сад окно, через которое можно было видеть, как соседи справа устроили в своем саду пикник с барбекю. Отец семейства – высокий блондин в белом фартуке, с огромным ножом в руках, – стоя перед мангалом, занимался мясом, его симпатичная жена деловито сновала в дом и обратно, а дети носились вокруг них, визжа, как оглашенные. Лорен словно ничего этого не замечала, вновь вернувшись в прошлое, улыбаясь с ноткой отрешенности, будто смотрела старый добрый фильм с собою в главной роли.
Я налил нам вина по новой и закурил очередную сигарету. Господи, прости меня, и за все сразу.
– Несколько дней я переживала свою любовь. Помню, как раз тогда Поль позвонил из Москвы – он в то время работал в посольстве – и сообщил мне, что Соня заболела ветрянкой, и они не смогут приехать в Женеву в начале лета, как собирались. Соне исполнилось десять лет, это была очаровательная, веселая девочка, и известие о ее болезни очень меня опечалило. И тут же, в одно мгновенье, я вдруг поняла, что хочу собственного ребенка, собственную дочку! Несколько дней ходила как в лихорадке; в магазинах, на улице отвечала людям невпопад. Потом, наконец, решилась. Поехала в Женеву, сняла номер в отеле, дождалась конца рабочего дня и пришла к Дидье на прием. Он меня узнал, улыбнулся, и это окончательно меня окрылило. Все шло так, как я себе и представляла: романтическая прогулка, вино в номере отеля… Он первым меня поцеловал! А потом… Надеюсь, ты простишь старуху за бесстыдство? Я была девственницей, и когда Жосье это обнаружил, то моментально потерял голову и едва не убежал, как трусливый заяц. В одно мгновение вся моя восторженная любовь превратилась лишь в отвращение и брезгливость. И все-таки я заставила его сделать мне ребенка! В конце концов, ведь только этого я и хотела…
Несколько минут она сидела, застыв, как изваяние скорби.
– Лорен, вам плохо? Может быть, сварить кофе?
Она мотнула головой, утерла глаза и решительно поднялась:
– Все хорошо. Я сама сварю нам кофе.
Ее сильные руки действовали быстро и уверенно.
– Я была самая счастливая женщина, Ален, когда у меня родилась Шарлотта – такая чудная рыжая девочка!
Лорен на несколько секунд умолкла, пока работала кофемолка, но едва зерна были помолоты, как рассказ-исповедь продолжился:
– Мы с дочкой замечательно жили. Родители оставили мне неплохую ренту, да и Поль помогал. Шарлотта росла умной, серьезной девочкой и, что интересно, никогда не спрашивала, где ее отец. Я сама как-то сообщила, что ее папа был врачом родом из Берна и что он уже умер… А потом появился Жосье – старый, уродливый призрак из прошлого. Я так и не смогла забыть выражение испуга, даже трусости на его лице в ту ночь. И вот он, важный врач из Женевы, у которого было все – прекрасная работа, дом, семья, – все разом потерял и явился в Версуа, чтобы забрать у меня единственное сокровище – мою дочь. Разве это было справедливо?
Она, нахмурившись своим воспоминаниям, смотрела, как поднимается шапка кофейной пены в турке.
– Но все проходит, все. Я потеряла дочь, и бедняга Дидье умер. Теперь я могу его простить.
Кофе был готов. Привычным движением Лорен разлила его по чашкам, вновь уселась за стол напротив меня и впервые посмотрела прямо в глаза.
– И вот я спрашиваю себя: почему я всю жизнь так одинока? Дочь умерла. Появилась Ольга – девочка, так похожая на мою Шарлотту! Я готова была ради нее на все, я полюбила ее с первого взгляда, я едва не умерла, когда она пропала, каждую ночь молила бога, чтобы он уберег ее от смерти! И что в ответ? Она позвонила и не сказала мне даже пары слов. Почему так?
Боже мой, видели бы вы, что это был за отчаянный взгляд! Мне от души стало жаль бедную женщину. Немедленно захотелось сказать что-то оптимистическое и жизнеутверждающее, как-то успокоить. Но чем я мог ободрить несчастную Лорен-одиночку?
– Лорен…
В ее глазах немедленно вскипели слезы отчаяния, она отвернулась и замахала на меня руками:
– Не надо, не надо, Ален. Я знаю, что ты добрый мальчик, но мне ничем помочь не можешь. И потом, тебе ведь и самому не сладко. Я же вижу, ты влюблен в Соню, а она – с комиссаром. Ведь так?
Пришел мой черед отводить глаза:
– У нас была с ней история, но давно, еще когда мы учились. Сейчас мы, скорее, добрые приятели.
Лорен улыбнулась сквозь слезы, лукаво погрозив пальцем:
– Так и поверила! Когда я сказала, что этот вечер Соня проведет с комиссаром, у тебя сделалось такое несчастное лицо, что у меня кошки заскребли на душе. Я ведь не слепая, Ален. Расскажи мне всю вашу историю, я-то никому ни за что не проболтаюсь. Как вы познакомились?
Наверное, вино сделало меня сентиментальным и сопливым, а может, виной всему – этот день скорби и разочарований, но я вдохновенно поведал всю нашу с Соней love story от начала и до конца. Лорен умиленно вздыхала, качала головой, охала и время от времени твердой рукой подливала в наши бокалы вина. В конце концов, мы так наклюкались, что расстались закадычнейшими в мире друзьями. Маленький штрих: я даже попытался научить Лорен петь русскую народную песню «Эх, дубинушка, ухнем!». Можете смеяться, я не обижусь.
Между прочим, в этот вечер Соня с комиссаром рассекали на яхте гладь Женевского озера.
Естественно, что утро после задушевных бесед под красненькое выдалось глубоко похмельным. У Лорен это проявилось в том, что она особенно яростно гремела посудой, сервируя завтрак, морщась при этом, как от зубной боли. Я испытывал невероятную жажду, одновременно мечтая оказаться на необитаемом острове.
– В пьянстве замечен не был, но поутру долго и жадно пил холодную воду, – иронически прокомментировала Соня, наблюдая, как я поглощаю четвертый стакан воды подряд. Ради этого замечания она даже прервала свой восторженный гимн расчудесной яхте комиссара Танде.
– Ешь, Соня, не болтай попусту, – отрывисто прервала ее Лорен.
Возможно, она обиделась, что фраза была произнесена в оригинале, то есть по-русски, возможно, шестым чувством смогла осознать ее смысл. Соня с удивлением посмотрела на хмурую тетушку, перевела взгляд на меня и покачала головой:
– Что тут у вас вчера было – вы поссорились? Оба такие мрачные.
– Запеканка стынет, – упрямо гнула свое Лорен.
Соня пожала плечами и до конца завтрака больше не произнесла ни слова. Мы с Лорен также не испытывали потребности в произнесении слов, а потому за столом повисла напряженная тишина. Когда Соня, покончив со своей запеканкой, с чашкой кофе в руках направилась на выход, в сад, а я поднялся, чтобы составить ей компанию, Лорен неожиданно подмигнула мне и почти игриво пропела вполне приличным сопрано: «Эхь, дубьинюшка…»
Видели бы вы выражение Сониного лица, когда она обернулась на этот пассаж, едва не выронив из рук свою чашку с кофе! Наверняка точно с такой же гримасой несчастная жена Лота превратилась в соляной столп, когда, не утерпев, бросила последний взгляд на родимый город. Таким образом, этот день, несмотря на тяжкое похмелье, начинался совсем неплохо: Соня больше не вспоминала о яхтах, а я убедился, что у Лорен есть чувство юмора.