Утром Леночка отказалась от завтрака, собралась и уехала в Москву, ни с кем не попрощавшись.
Квартира показалась ей пустой и неуютной. От нечего делать Слуцкая взялась за бинокль, который так и лежал в кухне на подоконнике. Чердачное окошко было закрыто. Похоже, Наблюдатель по выходным отдыхает.
В полдень позвонил Казаков.
– Лена, – обрадовался он, услышав ее голос. – Ты вчера не брала трубку. Почему?
– Ездила к родителям, в Подлипки. Мобильный дома забыла.
Она стала такой рассеянной.
– Почему не предупредила? Я волновался.
– Правда?
Казаков решил напроситься в гости. Обычно они ходили в театр или на какую-нибудь выставку. Иногда ездили за город. Но ни к себе домой, ни на генеральскую дачу Лена его ни разу не приглашала. Отшучивалась.
– Можно приехать к тебе? – спросил он. – Я со своим угощением.
Лене было не по себе, и она согласилась. Болтать с Казаковым все же лучше, чем сидеть одной в четырех стенах и сходить с ума от дурацких мыслей.
Он приехал через час, с огромным пакетом еды, страшно довольный.
– Чего это ты сияешь, как начищенный пятак? – подозрительно спросила Слуцкая.
– Мы пообедаем дома вдвоем, как настоящие влюбленные! – ответил Вадим Сергеевич.
Он сам чистил картошку, жарил мясо и делал салат. А Лена рассказывала ему про чердачное окно.
– Ты уверена, что видела там кого-то? – с сомнением качал он головой. – Может быть, тебе показалось?
– По-твоему, я дурочка? – разозлилась она. – Выдумываю страшилки и потом сама же боюсь спать в темной комнате?
Казаков засмеялся.
– Очень похоже.
– Знаешь что, Вадим? Ты должен мне верить. С чердака кто-то наблюдает за нашим домом.
– Ну… позвони в полицию. Вдруг это воры?
– Хочешь, чтобы меня там на смех подняли? – возмутилась Леночка. – Тоже мне, влюбленный! Ты должен быть на моей стороне, даже если я не права. И нечего глупости советовать.
После обеда Казаков несколько раз смотрел на злополучное окно в бинокль.
– Никого там нет, – сообщал он.
– Вадим… – ни с того, ни с сего спросила она, отбирая у него бинокль. – Ты меня любишь?
– Конечно.
– Неубедительно. Любовь – это совсем, совсем другое…
– Кто-то побывал в моей квартире, – заявил Широков, когда они с Борисом уединились в его кабинете.
– Ты уверен?
– Посмотри сам…
Он протянул Багирову изуродованную фотографию Эльзы.
– Кто это? – спросил начальник службы безопасности.
– Моя девушка…
Багиров не смог скрыть удивления. Он знал о Тане Бобровой. Но та аж никак не могла претендовать на эту роль. Да и внешне она не похожа на девушку с испорченного снимка.
Странно прозвучало это «моя девушка» из уст Широкова, зрелого мужчины. Багиров ждал объяснений, но босс молчал.
– Если ты мне не расскажешь, что произошло, – осторожно начал Борис, – я не смогу принять меры.
– Кто-то пробрался в мою квартиру и… проткнул ножом фотографию. Она стояла в секретере, а секретер был закрыт. Никто не знал, что она там.
Начальник службы безопасности кивнул. Он сам неоднократно бывал у Широкова, но фотографии не видел.
– Где нож?
Хозяин квартиры указал на стол, и Багиров увидел нож. Тот представлял собой скорее произведение искусства, нежели оружие: красивая ручка из поделочного камня, тонкое обоюдоострое лезвие с узором посередине. Занятная вещица…
– Такой ножичек стоит уйму денег, – задумчиво произнес Багиров. – Музейный экспонат, а не нож. Точнее, это кинжал. Приметная штука.
Он слыл знатоком и большим любителем старинного оружия. Но такого кинжала ему до сих пор видеть не приходилось. Обычный квартирный вор подобным оружием пользоваться не стал бы. Украсть – другое дело. Но ведь кинжал кто-то оставил в квартире Широкова, а не похитил. Вещица явно штучная, в некотором роде уникальная, узнаваемая. По ней можно вычислить хозяина быстрее, чем по отпечаткам пальцев. Неужели неизвестный злоумышленник не понимал этого? Или наоборот, хотел, чтобы его узнали?
– Что-нибудь из вещей, ценностей пропало? – на всякий случай поинтересовался Багиров.
– Нет. Складывается впечатление, что некто проник в квартиру с единственной целью – причинить мне боль.
– Я же говорил, ищи личные мотивы, Павел Иванович.
– Ты думаешь… это связано со стрельбой на заправках?
– Скорее всего, да.
– Невероятно…
Широков был ошарашен, оглушен и подавлен случившимся с фотографией Эльзы больше, чем нападениями на его бизнес.
– Мы даже не знаем, как этот человек, если он был один, попал в квартиру, – задумчиво произнес Багиров. – Замки целы, двери не повреждены… окна закрыты изнутри. Вы с ребятами, когда пришли, ничего необычного не заметили?
– Нет… Все было как всегда.
– У кого-нибудь еще есть ключи от твоей квартиры?
– Нет. Я даже домработнице их не даю. Она приходит и делает уборку при мне.
Агафью Павловну, бодрую любознательную дамочку, Багиров сам лично проверил, прежде чем позволил боссу нанять ее на работу. Ни воровкой, ни наводчицей она быть не могла. Сообщницей бандитов тем более. Не та закалка. Агафья Павловна всю жизнь служила домработницей у богатых и знаменитых людей, среди которых пользовалась безграничным доверием. Зачем бы ей на старости лет портить себе репутацию?
Однако, раз следов взлома нет, кто-то воспользовался ключами. Или хорошими отмычками. Багиров был реалистом и во всякую мистику не верил. Субъектов из потустороннего мира, которые проходили бы сквозь стены, ему за всю его карьеру не попадалось.
– Сколько всего экземпляров ключей?
– Три комплекта от дубовой двери и два от бронированной, – ответил Широков.
– Где ты их хранишь?
– В ящике письменного стола.
– Они на месте?
Широков не знал.
– Я что, по-твоему, должен каждый день проверять ящики?
– Давай, проверь.
Павел нехотя поднялся, открыл ящик стола и вытащил связку ключей.
– Вот они. Никуда не делись.
– Кто знал, где лежат ключи? – спросил Багиров, рассматривая связку.
– Никто, – вздохнул Широков. – Теперь вот ты знаешь. Если что… будешь первым подозреваемым.
– Ключи, которыми не пользуешься, надо надежно прятать.