— Если, конечно, вы не станете впредь устраивать мне каких-нибудь штучек. Может показаться странным, но я не выношу вида голодных людей рядом с собой, — заявил я таким тоном, словно свершал акт неслыханного великодушия.
— Я больше не буду, — заверила меня спутница. Эти слова сопровождал искренний взгляд, который, несомненно, в недавнем прошлом ввёл в заблуждение не одну гувернантку. — Я вам так благодарна…
— Не сомневаюсь в этом, — сухо ответил я. — А вот, не будь я джентльмен, то потребовал бы от вас доказательств благодарности. — И я нагло подмигнул девушке.
Та отшатнулась, будто перед ней внезапно возникла куча мерзкой падали.
— Если вы скажете ещё что-нибудь подобное, то мне придётся перейти в другое купе.
— Но только после того, как вы получите свой завтрак, — подхватил я. Разве можно бросать торговлю на самых первых шагах?
— Но ведь не захотите же вы, чтобы я заплатила честью за завтрак? — спросила девушка, взявшись рукой за горло.
— Женщины расставались с честью ради меньшего, — ответил я, удивляясь собственному цинизму и безрассудству. Нет, решительно не следовало так грубить, хотя, конечно, следовало и дальше быть настороже. — Но вам не стоит так волноваться, мисс, — добавил я, заметив, что она потрясена моими словами. — Если вы собираетесь так же резко обрывать меня, то я больше ни слова не скажу об этом.
Девушка надменно посмотрела на меня и расправила наконец свою вуаль.
— Я думаю, сэр, что вам следовало бы принести мне извинения.
— За что? За то, что я сказал правду? Правда не нуждается в извинениях! — возразил я, глядя ей прямо в глаза, сквозь вуаль. — Такой девушке, как вы, полезно забыть о радужных грёзах и узнать, что ваши сёстры, Евины дочки, делают каждый день. Ну а я-то, в отличие от вас, повидал кое-что в жизни и знаю, как дёшево можно купить честь, стоит лишь немного углубиться в лондонские закоулки. А уж в Африке, Индии или Китае…
— Вы грязный человек, — резко проговорила моя попутчица. — Я не желаю больше слушать вас.
— Но ведь вы рассчитываете, что я куплю вам еды, не правда ли? Так что держите свои светские привычки при себе, по крайней мере до тех пор, пока не поедите. Ведь вы не хотите, чтобы я передумал? — предупредил я, откинулся на спинку дивана и сделал вид, что собираюсь снова заснуть.
Полузакрытым глазом я видел, что девушка в напряжённой позе сидела напротив. Стало ясно, что мои речи не столько оскорбили, сколько напугали её. Моя голова продолжала болеть, но мне больше не казалось, что череп вот-вот разлетится на куски, как граната. Я попытался осмыслить то немногое, что успел узнать о своей соседке по купе. Она утверждала, что носит траур по усопшей матери. Это могло соответствовать действительности: на ней было простое чёрное платье и никаких украшений, кроме простеньких жемчужных серёг. Эта одежда вполне подходила для траура. Она ни разу не упомянула об отце, зато сказала, что едет к своему брату. Из этого я заключил, что её отец тоже мёртв. А если нет? Могла ли у этой девушки быть какая-нибудь причина умалчивать о своём отце? Если да, то какая? Могла ли она быть достаточной для того, чтобы заставить молодую благовоспитанную девушку в одиночку пуститься в заграничное странствие? Или же всё, что я услышал, было вымыслом… Тогда и мои рассуждения о попутчице с самого начала окажутся неверными. Если бы моя голова уже не раскалывалась после вчерашних событий, то от сегодняшних раздумий она должна была бы начать раскалываться. Мне не терпелось сделать заметки или, ещё лучше, написать доклад для Майкрофта Холмса. Но где уж! Веко, закрытое повязкой, страшно зудело, и я с трудом удерживался от того, чтобы почесать его.
Вскоре явился кондуктор, который проверил и прокомпостировал наши билеты. Он заметил, что для пересадки в Париже мне придётся переехать на другой вокзал, и добавил, что я мудро составил план поездки.
— Куда лучше провести ночь в Париже, чем в Амьене или Шарлеруа, — заметил он, хитро подмигнув, так что сразу стало ясно, какой вид развлечений он считает наилучшим для путешественника.
— Скоро ли будет остановка? — спросил я, принимая назад свой билет.
— Да, примерно через полчаса. Простоим двадцать минут. — В его голосе прозвучали до неприличия игривые нотки. — Вы успеете?
— Думаю, успею купить круассан или бриошь и чашку кофе, — веско ответил я.
— Да. На станции будут разносчики. Вам совершенно незачем утруждать себя и спускаться на перрон, достаточно высунуться в окно и подозвать продавца.
— Мне нужно добраться до Дижона, а оттуда ехать в Базель, — сказала девушка, когда кондуктор принялся изучать её билеты. — Мне тоже придётся переезжать на другой вокзал?
— С вокзала, на который мы приедем, отправляется поезд на юго-восток. К вечеру он прибудет в Дижон, а на следующее утро будет поезд в Базель. — Он прикоснулся к козырьку фуражки, кивнул девушке, многозначительно подмигнул мне и вышел из купе.
— Какой нахал, — заметила моя попутчица. — Мне показалось, что он хотел посмеяться над нами.
— Возможно, — согласился я и оглядел её с вновь нахлынувшим беспокойством. — А что же ваш брат делает в британском посольстве в Базеле?
— Он помощник секретаря, — ответила девушка с оттенком грустного презрения. Видимо, она понимала, что это не тот пост, которым следует гордиться. — Он уже шесть лет пребывает в этой должности.
— В Швейцарии… — протянул я таким тоном, словно речь шла по меньшей мере о загадочном Самарканде. — Счастливец.
Поезд начал замедлять ход. Мы подъезжали к Сен-Сесили. Там пассажиры, направляющиеся на пляжи морского курорта, должны будут смениться теми, кто уже закончил купания.
— Это очень хороший пост. Так очень часто говорила моя матушка, — пояснила моя спутница.
Я достал из внутреннего кармана несколько монет и протянул ей со словами:
— Скоро станция. Будьте наготове.
Девушка так нетерпеливо схватила монеты, что изрядная часть моих сомнений развеялась. Я молча смотрел, как она открыла окно и высунулась, насколько можно, подзывая разносчика.
— Я так благодарна вам, мистер…
— Джеффрис, к вашим услугам. Август Джеффрис из Нориджа. — Я чуть заметно склонил голову, показывая, что и мне не чужды светские манеры.
— Полагаю, совместная поездка в купе первого класса является вполне приличным поводом для того, чтобы представиться. Тем более с учётом обстоятельств. Я Пенелопа Хелспай из Кэнилуэрта. — Она протянула мне левую руку для поцелуя. Я повиновался, подумав про себя, что теперь, когда мы познакомились, нетрудно завязать оживлённую беседу. А это очень опасно. Если не для меня, то для мисс Хелспай. Поэтому я просто молча смотрел, как она купила два круассана, большую кружку кофе и принялась есть. Тем временем отдохнувшие курортники заняли места в вагонах, и поезд тронулся в сторону реки Соммы.
Из дневника Филипа Тьерса