— Сэр, — обратился я к нему, не двигаясь с места, — будьте осторожны. Мы не знаем, насколько устойчиво стоит вагон. — Конечно, я не верил, что, даже если он примется скакать, нам может стать хуже. Опасения у меня вызывали резкие звуки, которыми сопровождались эти передвижения. Они разносились по вагону, а находившиеся рядом с нами вооружённые охранники должны были в любых обстоятельствах защитить нас от опасности. Мне удалось уцелеть после нескольких нападений убийц, и теперь было бы крайне обидно пасть от пуль собственных телохранителей.
— Но… — запротестовал было Макмиллан, однако продолжение фразы потонуло в грохоте, похожем на взрыв, раздавшемся впереди.
Теперь уже я, опираясь на наклонную стену, торопливо добрался до распахнувшейся вагонной двери. В хорошую погоду спрыгнуть на землю было бы легко, но сейчас внизу была скользкая размокшая земля. Поэтому я, со всеми предосторожностями спустясь с подножки, всё равно упал, но сразу же вскочил, стряхивая с рук землю и мелкий гравий. Дождь поливал немилосердно; он сразу же промочил меня до нитки, и остатки тепла, которые я пытался сохранить в себе с ночлега, моментально исчезли.
Ближе к голове поезда я увидел двоих проводников с помощниками. Они расхаживали вдоль сошедших с рельсов вагонов и о чём-то говорили, покачивая головами и оживлённо жестикулируя. За моей спиной из вагонов, оставшихся на рельсах, начали понемногу выбираться пассажиры. Многие из них были расстроены, на некоторых лицах читалось отчаяние.
Теперь было ясно, что сегодня мы не попадём в Мец. Даже к полуночи. К этой удручающей мысли добавилась ещё одна, столь же неприятная. Если следом за нами движется ещё один поезд, его машинист может не заметить нас и не успеет вовремя затормозить. В этом случае произойдёт настоящая катастрофа. Я подумал, что следует предупредить кого-нибудь об этом, но тут увидел, что один из проводников с фонарём поплёлся в хвост поезда. Оставалось надеяться, что он отойдёт на достаточно большое расстояние, чтобы предупреждение имело смысл. Двое помощников проводников, одетые в непромокаемые накидки, взяли фонари, ломы и полезли под колёса изучать повреждение.
Из одного из задних вагонов примчался маленький толстый человек. Он пробежал мимо меня, громко крича, что он врач и готов оказать помощь пострадавшим. В одной руке он держал большой кожаный саквояж, а другой придерживал на голове шляпу. Ещё раз оглянувшись, я увидел, что всё новые и новые люди покидали вагоны и оставались мокнуть под дождём.
Один из наших охранников, двигаясь с преувеличенной осторожностью, вылез из вагона.
— И что теперь, сэр?
— Вы спрашиваете меня? — громко откликнулся я. Если мне не изменяла память, его звали Дитрих. — А что сказал Макмиллан?
Охранник (Дитрих?) невесело рассмеялся.
— Он велел нам поставить паровоз на рельсы, исправить вагоны и ехать дальше.
— Ну конечно, — сказал я. Мне было всё ещё не понятно, почему он пришёл за указаниями ко мне.
— Нам сказали, что в критическом положении следует советоваться с вами, — пояснил охранник, понизив голос. — А сейчас, похоже, оно наступило. Значит…
— Да, кажется, дело плохо, — медленно произнёс я, гадая про себя, где и от кого охранники получили приказы. Врач, дошедший до паровоза, теперь торопливо шагал назад вдоль вагонов. Он остановился у багажного вагона, прицепленного перед нашим, и спросил, не пострадал ли кто-нибудь из сопровождавших багаж.
— Несколько синяков и царапин, — последовал беззаботный ответ. — А беда в том, что всё перевернулось.
Врач подошёл к вагону Макмиллана и взглянул на меня.
— Там есть кто-нибудь ещё?
— Да, — ответил я. — Три телохранителя и шотландский дворянин.
Врач важно кивнул и заявил:
— Я должен посмотреть, в каком они состоянии. Вы, кажется, сами ранены, сэр?
— Два дня назад, — пояснил я и добавил: — Шотландец в отвратительном настроении. Мне показалось, что будет справедливо предостеречь доброго самаритянина.
— Постараюсь не забыть об этом. — ответил доктор. Он уже карабкался по наклонной лесенке, крепко держа в руке саквояж.
— Действительно, сэр, как вы умудрились так пораниться? — спросил охранник, когда врач скрылся в вагоне. — Несчастный случай или?..
Я не нашёлся что сказать и лишь заметил:
— Да, знаете, и то и другое неприятно.
— Совершенно верно, — согласился он и встал около двери, в которую только что вошёл врач.
Мы находились на западе от Сарбура, в местечке под названием Лендрские пруды. Здесь действительно было множество прудов, которые зимой превращались в болота. Следующей станцией был Бенестроф. До него было довольно далеко, по моим расчётам — добрых восемь миль. Сарбур находился ещё на милю дальше в обратном направлении. В это время года, да ещё и по такой погоде, мало кто решился бы отправиться в любой из этих городов, тем более что близился вечер.
Я подошёл к кучке людей, собравшихся вокруг машиниста, который держался за голову дрожащими руками.
— Не могу понять, — говорил он, — впечатление такое, будто здесь произошёл взрыв. Вода порой делает такие промоины, если накапливается за каким-нибудь препятствием, а затем вырывается на свободу, но… — он посмотрел на паровоз, беспомощно стоявший между рельсами, — я готов поклясться, что здесь был взрыв.
— Но кому могло понадобиться устраивать взрывы здесь, в такую погоду? — спросил по-французски с сильным голландским акцентом один из пассажиров.
— Не знаю. Хотя нас предупреждали о том, что это возможно, — ответил машинист; его удивлённый голос дрожал, как у обиженного ребёнка. — Кто-нибудь, наверно, скажет.
Я знал, что не должен оставлять Макмиллана, особенно в том случае, если машинист прав и пути действительно были взорваны. Но я счёл необходимым дать совет.
— Если кто-нибудь решится идти на станцию, не стоит делать этого в одиночку. Мало ли что случится. Пусть идут двое мужчин.
— Разумное замечание, — поддержал главный кондуктор. — Да, в обе стороны пойдут по двое мужчин. Следует соблюдать предосторожности. — Его пышные усы обвисли, с них капала вода. — Здесь поблизости проходит канал. Мы можем встретить баржу и передать сообщение на ближайший шлюз.
— Ночь приближается, можем и не встретить, — усомнился один из кочегаров. — Эти речники на ночь всегда причаливают к берегу. — Он типично по-французски пожал плечами. — С какой стати они будут помогать нам? К тому же до канала дальше, чем до Сарбура. Мы раньше доберёмся до города.
— Есть раненые? — поинтересовался я, почувствовав стыд за то, что такой очевидный вопрос так долго не приходил мне в голову.
— Насколько я знаю, одна сломанная рука, — ответил главный кондуктор. — Скоро доктор сможет сказать точнее.
Я кивнул и поднял воротник. От этого не стало теплее, но, по крайней мере, вода уже не текла прямо за шиворот, хотя продолжала проникать сквозь одежду. В это время я краем глаза заметил, что из предпоследнего вагона появился наш кучер. Он ехал там вместе со своими лошадьми и повозкой.