Король подумал, что она уже отошла, и испустил крик отчаяния. Он рыдал, он прижимал Одетту к груди, но вдруг почувствовал странный толчок – это дитя шевельнулось в лоне матери.
– О! – вскричал Карл, который вновь обрел присутствие духа. – Жанна, бегите немедля к моему врачу и приведите его сюда; если понадобится, скажите, что король при смерти, врач должен быть здесь во что бы то ни стало, приведите его сию же минуту. Она жива, ее, наверно, можно спасти.
Жанна стремглав вылетела из комнаты и так быстро, как только позволял ее возраст, добежала до места, указанного в адресе, который ей вручил король. Через десять минут они с врачом были уже у Одетты.
Одетта пришла в себя, но была очень слаба и не могла вымолвить ни слова. У Карла на лбу выступил пот. Он стоял неподвижно и жадно ловил взгляд девушки, а та время от времени вскрикивала.
– О мэтр, скорее, скорее! – взволнованно произнес Карл, когда вошел врач. – Идите же и спасите мне ее. Вы спасете нечто большее, чем моя корона, чем все королевство, чем моя жизнь. Вы спасете ту, что вернула мне рассудок, ту, что бодрствовала подле меня долгие дни и бесконечные ночи, безответная и кроткая, как ангел; спасите ее – и в награду вы получите все, что пожелаете, пусть даже для этого понадобится могущество самого сильного короля христианского мира.
Одетта смотрела на короля с невыразимой признательностью. Врач приблизился к ней, пощупал пульс.
– Эта молодая женщина, – сказал он, – вот-вот познает страдания родов, однако плод еще не созрел, должно быть, она пережила какое-то сильное горе, неожиданно потрясшее ее.
– О да, – отвечал король. – Итак, мэтр, коль скоро вы знаете причину недуга, вы сможете спасти ее, не так ли?
– Ваше величество, вам необходимо вернуться в Сен-Поль; когда все будет кончено, вам сообщат.
Одетта сделала легкое движение, как бы желая удержать короля, но затем, уронив руки, произнесла слабым голосом:
– Ваше величество, доктор прав. Но ведь вы вернетесь?
Король отвел врача в сторону и, глядя ему прямо в глаза, спросил:
– Мэтр, вы отсылаете меня, чтобы я не видел, как она умирает? В таком случае ничто не заставит меня покинуть этот дом. Если вы не надеетесь вернуть мне ее живой, оставьте мне хотя бы еще минуту, еще секунду.
Врач подошел к Одетте, снова взял ее руку, пристально посмотрел на больную и, обращаясь к королю, сказал:
– Ваше величество, вы можете удалиться, это дитя, вероятно, протянет до утра.
Король судорожно сжал руки врача, и две крупные слезы скатились по его щекам.
– Значит, она приговорена, – глухо прошептал он, – она умрет! Я потеряю ее! Так я не уйду отсюда. Ничто не заставит меня уйти отсюда, ничто на свете!
– Однако, сир, вам придется уйти, я скажу всего несколько слов, и вы поймете: ваше присутствие так сильно действует на девушку, что кризис, которого мы ожидаем, будет проходить еще мучительнее, а от него зависит все. И если есть хоть малейшая надежда, она кроется в этом.
– Тогда я ухожу, я оставляю ее, – решительно произнес король.
Затем, бросившись к Одетте, он прижал ее к груди и сказал:
– Одетта, наберись терпения и будь мужественной; мне не хотелось покидать тебя, но так надо. Береги себя для меня, а я вернусь, вернусь непременно.
– Прощайте, ваше величество, – печально молвила Одетта.
– Нет, не прощай, до свидания.
– Да будет на то воля божья, – прошептала девушка и, закрыв глаза, уронила голову на подушку.
В отчаянии, обливаясь слезами, возвращался король во дворец Сен-Поль; он заперся у себя в покоях и так провел два часа, которые показались ему вечностью; как ни пытался он отвлечься, он неустанно ощущал одно и то же: он чувствовал острые, пронзающие боли в голове, перед его глазами взметывались языки пламени; он обеими руками сжимал свой пылающий лоб, словно стараясь удержать в нем рассудок; тот, едва вернувшись, снова готов был исчезнуть. В какой-то миг Карлу показалось, что силы его иссякают, тогда он бросился вон из своих покоев и бегом пустился по направлению к улице Садов, но, завидев заветный дом, остановился как вкопанный и задрожал всем телом. Через минуту Карл двинулся дальше, но таким медленным шагом, словно шел за гробом. Он долго не решался переступить порог и чуть было не повернул обратно в Сен-Поль, чтобы там, как было условлено, дожидаться вестей. Наконец он машинально взобрался вверх по лестнице, подошел к дверям и прислушался: до него донесся крик. Спустя несколько минут все стихло. Жанна быстро отдернула портьеру – за ней стоял коленопреклоненный король.
– Ну как? – с тревогой спросил он. – Что Одетта?
– Одетта разрешилась. Она ждет вас.
Король бросился в комнату, смеясь и плача одновременно, но у постели Одетты резко остановился: она лежала бледная, как изваяние, и держала на руках дочь [18] .
Как ни бледно было лицо молодой матери, оно все светилось; нежная, полная надежды улыбка озаряла его, улыбка, не поддающаяся никакому описанию, улыбка матери, предназначенная только ее дитяти, сотканная из любви, мольбы и веры.
Карл стоял в нерешительности, и Одетта, собрав все силы, подняла ребенка и протянула его королю.
– Ваше величество, – сказала молодая женщина, – вот что останется вам от меня.
– О, и мать и дитя будут жить! – воскликнул Карл, схватил обеих в охапку и прижал к груди. – Бог оставит на стебле и розу и бутон; чем мы прогневили его, почему он должен нас разлучить?
– Ваше величество, – произнес врач, – бедняжка так настрадалась, ей нужен покой.
– О, доктор, умоляю, – сказала Одетта, – мне будет покойнее, если он будет подле меня. Вы ведь знаете, мне, наверное, не суждено увидеть его вновь; чудо, что я еще жива, природа подарила мне это чудо в награду за ребенка, которого я произвела на свет.
При этих словах она уронила голову на плечо Карла. Жанна взяла у матери девочку, врач вышел, Одетта и король остались одни.
– Теперь, дитя мое, – сказал король, – моя очередь бодрствовать у твоего изголовья, ведь ты так долго не смыкала глаз, сидя подле меня. Через тебя господь спас меня, я менее, чем ты, достоин его доброты, но я надеюсь на его снисходительность. Спи, а я буду молиться.
Одетта печально улыбнулась, чуть заметно сжала руку короля и закрыла глаза. Вскоре по тому, как ровно она дышит и как спокойно вздымается ее грудь, король понял, что она заснула.
Карл, стараясь не двигаться, смотрел на бледное лицо, принадлежавшее уже другому миру, и только ярко окрашенные губы и биение сердца указывали, что слабый огонек жизни еще теплится в груди Одетты. Время от времени по ее истомленному телу пробегала судорога, и вслед за тем на лбу выступал холодный пот. Приступы стали повторяться чаще; из груди вырывались глухие вздохи, слабые, едва различимые вскрики – Одетта боролась с чем-то во сне. То был бред, и Карл, поняв это, разбудил девушку.