Так погиб от измены могущественный герцог Бургундский, прозванный Жаном Неустрашимым. За двенадцать лет до этого он тоже изменнически нанес удар герцогу Орлеанскому, точно такой удар, какой поразил его самого: он приказал отрубить врагу левую руку, и у него самого была отрублена левая рука; он велел рассечь голову своего врага ударом секиры, и собственная его голова тоже была рассечена тем же оружием. Люди верующие видели в этом странном совпадении подтверждение заповеди Христовой: «Поднявший меч от меча и погибнет». После того как по приказу герцога Жана был убит герцог Орлеанский, междоусобная война, словно изголодавшийся коршун, непрестанно терзала сердце Франции. Сам герцог Жан, будто преследуемый за человекоубийство, не знал с тех пор ни минуты покоя: репутацию его без конца подвергали всяческому сомнению, его благополучие вечно было под угрозой, он сделался недоверчив, робок, даже боязлив.
Секира Танги Дюшателя нанесла удар по феодальной монархии Капетингов; она с грохотом ниспровергла самую могучую опору этого грандиозного здания – ту, что поддерживала его свод: в какую-то минуту здание заколебалось, и можно было подумать, что оно вот-вот рухнет, но были еще герцоги Бретонские, графы д'Арманьяки, герцоги Лотарингские и короли Анжуйские, которые подпирали его. Вместо ненадежного союзника в лице отца дофин приобрел открытого врага в сыне: союз графа де Шароле с англичанами привел Францию на край пропасти, но переход французского престола к герцогу Бургундскому, который мог произойти лишь в случае уступки англичанам Нормандии и Гиени, наверняка ввергнул бы Францию в эту пропасть.
Что касается Танги Дюшателя, то это был один из тех людей, наделенных умом и сердцем, решимостью и мужеством, которым история воздвигает памятники. В своей преданности правящей династии он дошел до убийства: сама доблесть этого человека привела его к преступлению. Он стал убийцей ради другого и всю ответственность принял на себя. Такие поступки не подлежат человеческому суду – их судит бог, и результат их служит им оправданием. Простой рыцарь, Танги Дюшатель дважды вмешался в судьбу государства, когда она почти была уже решена, и дважды изменил ее полностью: в ту ночь, когда он увез дофина из дворца Сен-Поль, он спас монархию; в тот день, когда он поразил герцога Бургундского, он сделал больше – спас Францию. [35]
Мы уже сказали, что удостоверившись в смерти герцога Бургундского, сир де Жиак сразу же покинул мост.
Было семь часов вечера, темнело, близилась ночь. Де Жиак отвязал свою лошадь, оставленную им на мельнице, о которой мы говорили, и один направился в Брэ-сюр-Сен. Хотя холод становился все чувствительное и мрак сгущался с каждой минутой, лошадь и всадник ехали шагом. Де Жиаком владели сумрачные раздумья; кровавая роса не освежила его чела; со смертью герцога его желание мести осуществилось лишь наполовину, и политическая драма, в которой он сыграл столь деятельную роль, закончившись для всех остальных, лишь для него одного имела двоякую развязку.
В половине девятого вечера сир де Жиак прибыл в Брэ-сюр-Сен. Вместо того чтобы ехать по улицам селения, он обогнул его, привязал лошадь к садовой ограде, отворил калитку и, войдя в дом, ощупью поднялся по узкой извилистой лестнице, которая вела на второй этаж. Будучи на последней ступеньке, он через полуоткрытую дверь увидел свет в комнате своей жены. Де Жиак шагнул к порогу. Красавица Катрин сидела одна, облокотившись на маленький резной столик с фруктами; до половины отпитый стакан, стоявший перед нею, указывал на то, что она прервала свой легкий ужин и погрузилась в мечтания, свойственные юному женскому сердцу, видеть которые столь сладостно тому, кто служит их предметом, и столь мучительно, если сама очевидность подсказывает: «Не ты их причина, она думает не о тебе».
Де Жиак не мог далее взирать на это зрелище: он вошел в дом, не замеченный супругой, так глубоко она задумалась. Вдруг де Жиак сильно толкнул дверь; Катрин вскрикнула и вскочила с места, словно чья-то невидимая рука подняла ее за волосы. Она узнала своего мужа.
– Ах, это вы? – сказала она и, мгновенно подавив страх, заставила себя радостно улыбнуться.
Де Жиак с грустью смотрел на это прелестное лицо, которое только сейчас еще самозабвенно отвечало на голос сердца, а теперь расчетливо подчинилось желанию разума. Он покачал головой и молча сел возле жены. Никогда, впрочем, он не видел ее столь прекрасной. Она протянула ему изящную, всю в кольцах, белую руку, от запястья до локтя терявшуюся в широких свисающих рукавах, подбитых мехом. Де Жиак взял эту руку, внимательно на нее поглядел и повернул камень на одном из колец: это был тот самый камень, отпечаток которого он видел на письме, адресованном герцогу. Он узнал выгравированный рисунок звезды в облачном небе и надпись под нею.
– «Та же», – прочитал он и тихо произнес: – Этот девиз не солжет.
Между тем Катрин тревожило столь пристальное рассматривание перстня. Она постаралась отвлечь мужа и провела свободной рукою по его лбу: лоб де Жиака пылал, хоть и был бледен.
– Вы утомлены, – сказала Катрин. – Вам надо чего-нибудь поесть. Хотите, я прикажу?.. – И, указав на фрукты, она с улыбкой продолжала: – Для проголодавшегося рыцаря это уж слишком скудно, не правда ли?
Тут она встала и взяла маленький серебряный свисток, чтобы позвать служанку, но не успела поднести его к губам, как супруг остановил ее руку.
– Благодарю вас, сударыня, не надо. Довольно и того, что здесь есть. Подайте мне только стакан.
Катрин сама пошла за стаканом. Тем временем де Жиак быстро вынул из-за пазухи маленький флакон и вылил его содержимое в наполовину отпитый стакан, стоявший на столе. Катрин скоро вернулась, ничего не заметив.
– Вот вам, милостивый государь, – сказала она, наливая мужу вино, – выпейте за мое здоровье.
Де Жиак пригубил стакан, как бы подчиняясь ее просьбе.
– А вы что, не желаете кончать свой ужин? – спросил он.
– Нет, я уже кончила до вашего прихода.
Де Жиак нахмурился и взглянул на стакан Катрин.
– Однако вы, по крайней мере, не откажетесь, я надеюсь, ответить на мой тост, как я ответил на ваш, – продолжал он, поднося жене стакан с ядом.
– Каков же ваш тост? – спросила Катрин, подняв стакан.
– За герцога Бургундского! – ответил де Жиак.
Ничего не подозревая, Катрин с улыбкой склонила голову, поднесла напиток к губам и выпила его почти до конца. Де Жиак следил за нею каким-то дьявольским взглядом. Когда она кончила, он расхохотался. Этот странный смех привел Катрин в трепет; она удивленно взглянула на мужа.
– Да-да, – сказал де Жиак, как бы отвечая на ее немой вопрос. – Вы так торопились исполнить мою просьбу, что я не успел даже закончить свой тост.