Манекен уложили на пол, на маты. Катя наблюдала за всеми этими трюками. Да, сейчас вот так с манекеном мало кто из оперативников работает, а Лилька только на компьютер не полагается слепо, и правильно делает, программа программой, а «вживую» все же нагляднее. Что ее беспокоит? Что она хочет таким способом установить? Какого роста был убийца? Но это же...
– А что, точно не нож использовали, когда наносили раны на лице? – спросил эксперт.
– Явно не лезвие... но не когтями же он... Я не знаю, дядя Кеша, когда там про эти раны речь зашла, то сразу как-то... Много вопросов появилось. Судя по всему, когда на потерпевшего напали и схватили за горло, он стоял лицом к убийце. Ну-ка попробуйте вы – как это могло быть?
Эксперт снова поднял манекен, встал напротив и вдруг неожиданно вскинул руки и вцепился в резиновую шею. Вроде бы смешно и нелепо – этот неуклюжий жест, но Кате отчего-то стало не по себе. Вот так... это все и было там, на темной аллее при вспышках молний? Выпученные глаза Колобердяева, распяленный в крике рот...
– Нет, не так, следы на шее и воротнике рубашки не совпадают, – сказал Лиля, – ну-ка еще раз, с этой стороны.
Эксперт много раз заходил справа и слева, становился лицом к бедному «Васе» и хватал его за горло – так, вот так, еще раз вот так...
– В любом случае убийца напал совершенно неожиданно для потерпевшего, я бы сказал – молниеносно, и это не прыжок и не захват сзади – а только в таком примерно положении. А потом он его повалил и... вот так пальцы были на горле во время агонии... – Эксперт вытер вспотевший лоб. – М-да... здоровый ублюдок. Фактически голыми руками с мужиком справился. Потерпевший и пикнуть не успел, не то что на помощь позвать.
– Подождем результатов экспертиз, – сказала капитан Белоручка, – но, думаю, выводы наши с вами, дядя Кеша, они подтвердят. Ищем фигуранта плотного, ловкого, рост не менее ста восьмидесяти, спортивного, возраст примерно от двадцати двух до сорока, возможно, владеет навыками восточных единоборств, а чуть позже будут дополнительные характеристики, когда с запиской основательно разберемся. – Лиля Белоручка пристально вглядывалась в манекен, словно он уже являлся фигурантом, а не потерпевшим. – Ну-ка давайте ему рост увеличим.
Посреди кримлаборатории возникла высокая фигура, эксперт набросил на нее темный чехол, прикрыв одежду потерпевшего.
Катя тоже смотрела на манекен. Записка... Что же там написано?
Он оставил ее – этот призрак темных аллей?
Чехол, словно надвинутый капюшон, закрыл лицо манекена...
В коридоре ОВД послышались голоса и шаги – рабочий день вступал в свои права, в дежурной части начинался развод.
– Марина Петровна, по записи первый больной на девять тридцать.
– Хорошо, спасибо.
– Вы не дослушали, там еще один пациент к вам, без записи. Я пыталась ему объяснить, что так нельзя, но он сказал, что вы его примете. Настойчивый такой. Он ждет вас у кабинета наверху.
Марина Тумак – врач-уролог медико-диагностического центра широкого профиля «Асклепий», занимавшего два этажа клинического корпуса на Пироговке, – не могла себе позволить опаздывать на работу. Медицинский центр работал на коммерческой основе, и дисциплина здесь для врачебного персонала ставилась во главу угла. Врачи за места в «Асклепии» держались: хорошая зарплата – это во-первых, во-вторых, репутация. Центр поддерживал тесные связи с ведущими лечебными учреждениями столицы, и клиентура тут была весьма солидной.
Часы показывали без десяти девять, но все равно Марина Тумак – длинноногая, энергичная крашеная брюнетка – пронеслась через турникет, мимо регистратуры, как вихрь, как торнадо. В кожаных брюках в обтяжку, в шелковой майке, открывавшей загорелые худые руки, с массивной бижутерией, с густыми волосами, собранными в «хвост», на высоченных шпильках, она не походила на доктора, скорее уж на подругу дельца средней руки или байкера с Болотной набережной. Но в своем кабинете перед началом рабочего дня она преображалась до неузнаваемости – убирала волосы под шапочку, переодевалась в зеленую медицинскую робу, в тапочки.
Пациентами доктора Тумак в основном являлись солидные мужчины средних лет – чиновники, депутаты, страдавшие мочекаменной болезнью, пиелонефритом, простатитом и тому подобными недугами. И травмировать их и без того хрупкую нервную систему во время приема слишком большим декольте или чересчур высокими шпильками доктор Тумак, дававшая когда-то клятву Гиппократа, считала себя не вправе.
Медсестра в регистратуре сказала еще что-то – уже вслед, доктор Тумак ее не расслышала, она мчалась по лестнице наверх в отделение урологии.
Запись на девять тридцать, только-только успеть переодеться, привести себя в рабочую форму, выпить чашку кофе, «пролистать» на компьютере файлы с диагностическими данными...
Кто там еще влез без записи?
Марина Тумак резко остановилась посреди коридора – стерильного, белого, залитого светом энергосберегающих ламп. Мужчина в сером костюме ждал возле двери ее кабинета. Хотя вдоль стены стояли кожаные диваны, он даже не присел. И Марина Тумак сразу же его узнала.
Это был Глеб Сергеевич Белоусов, которого она...
– Что вам здесь надо?
– Марина, я приехал повидаться по важному делу.
– Уходите. Уходите немедленно!
Если бы кто-то из медицинского персонала слышал этот диалог, они бы возмутились – так с пациентами в стенах медицинского центра не разговаривал никто. Тем более с таким пациентом – в дорогом костюме, дорогих ботинках, со швейцарскими часами на запястье. С пациентом, которого у входа в центр дожидалась служебная иномарка с шофером, с номерами судебного департамента. Но коридор в этот час еще пустовал. Двери кабинетов были заперты.
Глеб Сергеевич Белоусов шагнул навстречу доктору Тумак.
– Марина, постой, выслушай меня.
– Не о чем нам разговаривать, убирайтесь.
Дверь туалета в конце коридоре открылась, и оттуда выглянула уборщица со шваброй, но тут же нырнула назад, решив, что к Марине Тумак (все в клинике знали, что двадцатисемилетняя брюнетка-докторша не замужем) явился спозаранку выяснять отношения какой-то состоятельный поклонник. Явно не пациент, на пациентов не шипят, как разъяренная кошка, «убирайтессссь!».
– Марина, я по поводу кладбища, – обычно звучный начальственный голос Глеба Сергеевича Белоусова глухо дребезжал. – Я вчера ездил... к ней на могилу. Ты давно туда...
– Не ваше дело. Дайте мне пройти, мне надо готовиться к приему больных.
– Да постой ты. Я же говорю, я приехал по поводу ее могилы, я был на кладбище вчера днем, и там... В общем, там полная катастрофа с памятником, и никто сказать не может, что произошло... Вроде как грунт провалился... там все разрушилось. Ты же ее самая близкая подруга была, ты же ездишь туда к ней часто, даже чаще меня, я знаю... Я пытался звонить тебе вчера, но ты заблокировала мой номер.