— Это ужасно, — сказала Надежда.
— Да, — согласился Уолш. — В этом случае и требования могут быть любыми и сколь угодно невыполнимыми, именно потому, что дело вовсе не в них! Например, свернуть американскую ядерную программу и уничтожить все боеголовки до одной! Или вернуть индейцев на их исконные земли! Это просто демонстрация, показательные выступления, которые непременно должны увидеть те, кому адресованы выступления. Кто будет давать деньги.
— И кто это?
Дэн Уолш улыбнулся. Она задавала конкретные вопросы и хотела конкретных ответов!
— Плохие парни на Ближнем Востоке, в Мюнхене или Пакистане! Как я могу еще сказать, кто это?!. И только в том случае, если «Красные дьяволы» или «Черные мстители» сумеют убедить плохих парней в том, что способны на все, профессиональны и их трудно остановить, они получат свои вожделенные деньги и станут еще одной «террористической группировкой», как мы это называем, или войдут в состав уже существующих.
— Это ужасно, — повторила Надежда.
— Вот поэтому, когда меня отправят на пенсию, я буду парижским таксистом. И у меня будет бульдог, синий берет и трубка!..
— Но у нас в отеле нет никаких боевиков, мечтающих сделать своим бизнесом захват школ и минирование вокзалов!
— Есть, — отрезал Дэн Уолш. — Вы обещали мне кофе.
— Нет, Дэн, скажите! Вы кого-то подозреваете?!
— Да, конечно. Я не был бы нужен, если бы никого не подозревал.
— Скажите мне!
— Надя, это невозможно.
— Но вы уже так много рассказали!
— То, что я рассказал вам, известно даже младенцу, — заявил Уолш и при слове «младенец» потрогал свои штаны. — Все остальное невозможно.
Она взяла со стола поднос и опять остановилась у двери.
— А.., я? — спросила она дрогнувшим голосом. — У меня в квартире тоже боевики и террористы?
— Надеюсь, что нет.
— А что мне делать?! Переехать к Лидочке?!
— Я подумаю.
Телефон зазвонил так неожиданно, что они оба вздрогнули, как заговорщики, и посмотрели друг на Друга.
Уолш взглянул на часы — половина пятого. Самое время для приятных сюрпризов!
— Полковник Уолш слушает.
— Сэр, наши камеры зафиксировали передвижения на третьем этаже. Там никого не должно быть, этаж предназначен для первого лица и его сопровождающих.
— Кто там шлялся, русские или наши?
— Мы не установили, сэр.
— Как?! — рявкнул Уолш. — Как это не установили?!
— Сэр, получилось так, что…
— Я сейчас буду.
Он сунул телефон в карман и произнес растерянно:
— Ах черт, у меня же машины нет!
— Я вас отвезу, — сказала Надежда.
* * *
В конце концов они столкнулись на кухне.
Максим третий раз за ночь решил, что нужно выпить чаю с мятой, раз уж все равно не спится. Катя долго кашляла у себя за дверью, потом затихла, и почему-то он чувствовал, что она тоже не спит.
Какое-то время он стоял у нее под дверью и прислушивался, но так ничего и не расслышал, хотел было постучать, но решил, что это неприлично, и, вздыхая, спустился вниз.
Он грел руки о белую кружку с надписью «Я люблю Калифорнию», прихлебывал чай и раздумывал, чем бы ему заняться, потому что спать никак не получается, и решил посмотреть в Интернете роман писателя Галапагосского о крокодилах.
И тут явилась Катя Самгина. Она щурилась, как крот, неожиданно для себя оказавшийся на солнце, и на ней был длинный, широченный полосатый мужской халат. Должно быть, домработница Таня ей выдала из запасов для гостей.
Завидев ее, Максим Вавилов с похвальной ловкостью шмыгнул за кресло-качалку, накрытую пледом. На нем были полосатые трусы, и больше ничего.
— Что ты все бродишь? — спросила Катя хриплым голосом. — Я все время тебя слышу! Ты бродишь и вздыхаешь! У тебя бессонница?
— Угу, — сказал Максим Вавилов.
Он не знал, что у нее под халатом, но воображение тут же нарисовало ее босую ногу на широкой деревянной ступени.
Лучше бы оно ничего такого не рисовало.
— А что ты пьешь?
— Чай с мятой.
— Налей и мне, что ли, — попросила она и зевнула. — Ужасно хочется спать.
Она уселась за стол, сложила руки и пристроила на них голову.
— Вообще-то у меня тоже бессонница. С десятого класса, — приглушенно сказала она. — А сейчас вроде и горло болит, и кошмары снятся, а я засыпаю мгновенно. Раз, и все! Наверное, у тебя тут воздух такой.
— Воздух.., да, — глубокомысленно протянул Максим Вавилов из-за кресла.
Воцарилась тишина. Катя посидела-посидела, а потом подняла голову со скрещенных рук:
— А чай?
— Кать, налей сама, — предложил он с напряженной досадой. — Я без штанов.
Ему не хотелось выглядеть перед ней дураком, а получалось так, что именно им он и выглядит.
Она округлила глаза:
— Без штано-ов?! Как романтично!
Поднялась, нашла кружку и налила себе чаю. Он наблюдал за ней из-за кресла.
Она понюхала пар, поднимавшийся от кружки, подцепила со стола несколько зеленых душистых листочков мяты и с удовольствием их сжевала.
— Мяту еще очень вкусно есть с сыром, — заметила она. — Ты любишь мяту с сыром?
Ему показалось, что она волнуется, и сердце у него застучало чуть быстрее и между лопатками стало щекотно.
Катя жевала мяту и рассматривала его.
— Хочешь, я отвернусь, ты вылезешь из-за кресла и быстро убежишь? — предложила она.
Он молчал и смотрел на нее.
— Я, наверное, выгляжу плохо. — И она поддернула воротник халата, так чтобы он закрывал ей горло.
— Нормально, — ответил он, не придумав ничего лучше.
И они опять замолчали.
Катя поболтала в кружке свой чай.
— Ты знаешь, — вдруг сказала она и посмотрела ему в лицо. — Мне кажется, мы с тобой просто теряем время. Тебе так не кажется?
Он смотрел на нее и молчал.
— Ты не думай, я не предлагаю себя каждому встречному, — решительно продолжала она, сдвинув темные брови. — И я не навязываюсь!..