Глория начала перебирать карточки, сводившие жизни людей к трем написанным лиловыми чернилами нитевидным строчкам. Ей казалось, что она смотрит фильм, в котором все население здешних краев панически бежит куда-то и, добежав до обрыва существования, валится вниз. Поначалу она пыталась уделять внимание подробностям. Ей представлялось, что, задерживаясь на каждом из имен умерших людей, она приносит им дань уважения. Они же были людьми, а не писанными помехами.
Однако почтительности ее хватило лишь на первые пять минут, по истечении которых все имена стали сливаться в одно. Те, что не отвечали шаблону ПЕРРЕЙРА, мысленно отправлялись Глорией в мусорную корзину. И когда прошел почти час, она поняла, что готова отступиться.
Но тут Гектор сказал:
— Вот и Перрейра.
И протянул ей карточку.
Perreira — Carlos A, 116, 8
Fecha de Muerte 13-7-1963
Causa de Muerte tuberculosis [77]
— He женщина, — сказал он. — Но время совпадает.
Фотография отсутствовала. Пустота оборотной стороны карточки, казалось, горела, как открытая рана.
— А вы этого человека помните? — спросила Глория.
Под наполовину закрытыми веками Гектора слегка переместились глазные яблоки.
— О. Конечно.
— Кем он был?
— Младенцем.
— Из здешних?
— Да.
— А его родители? Кем были они?
— Мать… — начал было Гектор. И остановился. В его направленном на Глорию взгляде появилась странная неуверенность: — Вы знакомы с Teniente Фахардо?
— Он-то тут при чем? — удивилась Глория.
— Ay ay ay, — произнес Гектор. — Вы хотите узнать о родителях мальчика?
— Да.
— Сейчас я найду еще одну карточку — сказал он. — И вы все поймете.
Он снова взялся за стопку в которой обнаружил Карлоса Перрейра, и, перебрав около дюжины карточек, нашел нужную.
Fajardo — Gloria A, 138, 25
Fecha de Muerte 17-7-1963
Causa de Muerte suicidio [78]
— Ничего не понимаю, — ошеломленно произнесла Глория.
— Вот это, — указав на карточку в ее пальцах, — сестра Teniente. А это, — показав карточку Карлоса, — ее сын. Он умер, а следом и она…
Гектор помолчал.
— Там все сказано.
— А кто был отцом? — спросила Глория.
— Это очень печальная история.
— Ну пожалуйста, — попросила она.
— Все случилось в давнее уже время. Как раз когда я стал управляющим кладбищем. До того никакого кладбища не было. Было озеро. Сейчас, увидев кладбище, об этом и не догадаешься. Но когда-то там простирался водный простор.
Все началось с того, что один биржевой делец купил землю в нескольких милях от озера. Ему хотелось построить собственный город.
Делец — его звали Гаспаром — был родом из Агуас-Вивас. Происходил из богатой семьи, перебравшейся вскоре после его рождения в Соединенные Штаты. Там он учился в университете. Не знаю, какую специальность он приобрел, сеньора, но это было образование, которое можно получить только в Америке.
Он приехал в наш городок и объявил, что ему известно, какое будущее ожидает Мексику, — для деревушек вроде нашей места в этом будущем нет. Все должны переселиться в города, а кто не переселится, так и останется в прошлом, пока вся остальная страна будет подвергаться модернизации.
О чем он толкует, никто не понял. По большей части люди вообще на него никакого внимания не обратили. Но затем он начал платить каждому, кто соглашался переселиться. Предлагал большую по тем временам сумму. И уж ее-то приняли почти все.
И все перебрались в его новый город, в Чарронес. Гаспар обещал, что там будет большой парк, стадион. Люди думали, что Чарронес станет самым крупным городом Северной Мексики. Они покупали дома, надеясь в дальнейшем с выгодой продать их. А вся земля там принадлежала Гаспару — он-то им новые дома и продавал. Более дорогие, чем те, что он у них купил. Так он наживал деньги, никого ни к чему не принуждая. Умный был план. Построенный на сочетании ловкости рук с человеческой жадностью.
Потом Гаспар привез сюда команду рабочих-американцев. Казалось бы, зачем тащить их в Агуас-Вивас, когда множество местных жителей нуждаются в работе и согласятся исполнять ее за меньшую плату?
Причин у Гаспара было две.
Во-первых: он считал, что американцы будут работать старательнее.
А кроме того: американцы были готовы делать то, на что местные жители не пошли бы.
Ему хотелось помешать людям возвращаться в Агуас-Вивас или пытаться создать собственное поселение вне Чарронеса. А для этого, решил он, лучше всего сделать Агуас-Вивас необитаемым.
Американцам было все едино. Они делали то, за что им платили. И не задумывались даже на секунду, уверен. Да и с какой стати? Эта земля ничего для них не значила — не то что для нас. Значения нашего городка они постичь не могли. И когда Гаспар приказал им снести все дома и осушить озеро, они это сделали.
Гектор шмыгнул носом.
— Другое дело — Гаспар. Он, я вправе сказать это, был плохим человеком. Потому что понимал, что уничтожает. Он же родился здесь. Но это его не остановило.
Еще одна причина, по которой я не могу винить работавших на Гаспара американцев, — они были молоды и не отличали хорошего от плохого. Пример: отец этого малыша.
— Так он был одним из рабочих, — сказала Глория.
— Да.
— Вы помните, как его звали?
— Нет, сеньора. Он был просто одним из тех американцев. Сейчас я уже затрудняюсь ясно увидеть всю ту историю, однако и представить себе не могу, что ему было больше семнадцати лет.
— Его звали Джозефом, — сказала она.
Гектор кивнул:
— Готов вам поверить. Красивый был юноша. Он познакомился здесь с девушкой.
— С Глорией Фахардо.
— Si. Ее семья продолжала жить в Агуас-Вивас и после того, как большая часть людей отсюда уехала. Гаспар попытался купить их дом, но отец девушки продавать его отказался. Он был здешним полицейским. Принадлежал к одному из старейших родов городка. И был очень привязан к озеру, к здешним зданиям, к своему дому. Он остался и после того, как Гаспар лишил их возможности купить хоть что-то, не проведя в дороге несколько часов. Девушке это страшно не нравилось, она злилась — ну и понесла от одного из рабочих Гаспара.