– И что же вы предлагаете, профессор, остерегаться грибов? – спросил Юдаев с некоторой долей иронии, которой Мещереков, к счастью, не заметил.
Впрочем, Валерий понимал, что, если, паче чаяния, версия профессора в ходе научного изучения действительно подтвердится, это окажется самой настоящей сенсацией. Пресса встанет на уши, со всех концов к Голанским высотам устремятся толпы ученых, исследователей, специалистов, экспертов, журналистов… Да и просто немало любопытных. Начнется настоящее паломничество. Юдаев усмехнулся. Теперь ему становилась понятной и позиция «Моссада». Подумать только, какую реакцию это известие вызовет у фанатично настроенных экстремистов. Нафез Анбаас станет далеко не единственным человеком, способным сеять хаос.
Мещереков приспустил боковое стекло и жадно глотнул летящий навстречу автомобилю свежий утренний воздух. Он так и не удосужился расчесаться, и теперь его вспотевшие, прилипшие к черепу волосы выглядели очень комично. Он отрицательно помотал головой из стороны в сторону.
– Уберечься от грибов невозможно, – категорично заявил он. – Невозможно найти защиту от того, что формирует наше сознание. Я почувствовал это там, в городе. Сначала я не мог понять, что происходит. Город сам по себе источал сильную энергетику. Он был как живой. Нет! Не как. Он и был живой. И есть. Понимаете? В нем существует разумная форма жизни, и она создает в городе свою незримую матрицу.
– И продолжает поддерживать радиоактивный фон, – ввернул Юдаев, говоря об этом в утвердительной форме.
– Совершенно верно, – согласился профессор. – Я случайно наступил на один из грибов. Он лопнул, и из него потянулся желтоватый дым. Впрочем, насчет цвета я не уверен. Он мог показаться мне таким в искусственном свете моего фонаря. Но дым был. И когда я наклонился к раздавленному грибу, прибор зашкалило. Мощнейший радиоактивный всплеск. Представляете?
Мещереков говорил еще что-то, но на какое-то время мысли Юдаева переключились на иное. Он вспомнил сброшенное им в радиоактивный город тело Венсана Перетье. Вспомнил Айсану, которую он так благородно и беспрепятственно отпустил, взяв на себя огромную ответственность. Валерий знал, что за это с него строго спросят, но успел заранее обдумать для себя более или менее стройную и правдоподобную версию произошедшего нынешней ночью на Гилгал Рефаиме.
«Форд» въехал в город и устремился к гостинице «Альянс». Первые лучи восходящего солнца уже игриво подсвечивали дома и центральные улицы. Небо было чистым, и это предвещало прекрасную погоду на текущий день. Думать об исходящей псилоцибной угрозе, способной в любой момент поразить человечество, совсем не хотелось. Но только не сидящему рядом с Валерием Олегу Мещерекову. Для профессора это была сейчас самая животрепещущая тема. Он весь находился во власти переполнявших его эмоций. В принципе, Юдаев способен был понять настрой ученого. Он выполнил возложенную на него миссию и раскрыл одну из сложнейших загадок современности. Мещерекову было чем гордиться. Про себя Юдаев этого сказать не мог.
– Вы меня слушаете? – профессор тронул Валерия за плечо.
– Да, разумеется. – Оперативник остановил «Форд» на светофоре и включил поворотник. – Я полон внимания, профессор. То, что вы рассказываете, действительно уникально и… как бы это сказать… Слегка неожиданно.
– И сенсационно, – упрямо добавил Мещереков.
– Это без сомнений. Так же, как и то, что заслуга открытия всецело принадлежит вам.
– Я сейчас не думаю об этом. – Мещереков нервно потирал руки. – Гораздо важнее другое. Вы представляете, как это много значит для науки! Открытие подобного рода – огромный шаг вперед. Прорыв. Причем сразу в нескольких областях науки. Есть над чем подумать. Есть над чем работать…
– Да. Особенно микологам.
Мещереков усмехнулся.
– Это точно. Этим ребятам придется изрядно попотеть. Честно говоря, я не завидую участи, которая их постигнет после обнародования той информации, которой мы располагаем. От них во многом будет зависеть будущее всей цивилизации. – Профессор поскреб пальцами свою бородку, взъерошив ее еще больше. Теперь она не казалось острой, как клинок, а больше напоминала грубо обрезанный садовый кустарник. – Но и другим тоже работы хватит: химикам, бионикам, геофизикам, археологам… Да мало ли! Даже ученым, специализирующимся исключительно в области евгеники.
– А эти-то здесь при чем? – удивленно вскинул брови Юдаев.
– Кто знает? – Мещереков задумчиво и многозначительно пожал плечами. – Вопросы о наследственности человека всегда тесно связаны с воздействием на сознание. Впрочем, это мое сугубо личное мнение, и я его никому не собираюсь навязывать. Просто одно время я довольно плотно занимался этой проблемой.
– Воздействием на сознание?
– Нет, наследственностью, – Олег позволил себе робкую улыбку. – В самом начале своей карьеры эти вопросы интересовали меня гораздо больше, чем загадки природы.
Красный глазок светофора погас. Вместо него включился зеленый, и Юдаев повернул направо. Шины тихо зашуршали по недавно уложенному свежему асфальту.
– Интересно, – сказал он, – я узнаю все больше и больше знаменательных фактов из вашей биографии.
– Я всегда стремился к разностороннему развитию.
Олег вдруг весь подобрался, будто неожиданно припомнив о чем-то важном. Он растерянно обернулся назад, затем удивленно уставился на Юдаева.
– Постойте-ка! – изумленно воскликнул он. – Вы ведь тоже обещали рассказать мне кое-что. Куда подевались наши спутники? Айсана и ваш французский коллега… Они…
– Я бы не назвал Перетье своим коллегой в прямом понимании этого слова, – попытался отшутиться Валерий, прекрасно понимая, что этого окажется недостаточным. Мещерекову тоже придется что-то объяснять. Причем прямо сейчас. – А если серьезно, я и сам не знаю, где они.
– Как это?
– А почему вас это удивляет, профессор? – Юдаев старался говорить как можно непринужденнее. – Там было темно, а я был слишком поглощен тем, что происходит с вами. Эта проблема была для меня первостепенной. Перетье все время находился где-то неподалеку. Ему звонили на телефон. Он отходил, возвращался. А потом… Не знаю. Может, он предпочел вернуться в гостиницу, и мы найдем его в номере в пылких объятиях зеленого змия.
– А Айсана? – не унимался Мещереков.
Пару секунд Юдаев хранил молчание. Вспомнил, как девушка, плача, ткнулась лицом ему в грудь со словами благодарности. Вспомнил о том, с какой тоской она говорила о своей дочери.
– Черт ее знает, – он сделал вид, будто раздражен. – Думаю, она воспользовалась ситуацией, чтобы сбежать из-под нашей опеки. Ведь, по сути, мы ей уже были не нужны. Память к ней вернулась, «Моссад» приостановил ее преследование…
– Но теперь он его возобновит?
– Ну… Я, конечно, обязан доложить наверх о ее бегстве. Мое руководство свяжется с «Моссадом», но… Сейчас у нас есть более насущные вопросы. Разве не так, профессор?