Наконец, третья, самая редкая категория – похищенные. Тут были и женщины, и дети обоих полов – товар для баев, для амиров, для раисов провинций и даже для самого монарха, который на базар не заглядывал, но присылал своих людей. Многие раисы происходили из богатых семей, они учились в Британии, где часто приобретали совсем отличные от афганских представления о женской красоте. Для таких был особый товар – похищенные молодые девственницы, от тринадцати до восемнадцати лет, чаще всего блондинки – потому что в Афганистане блондинок днем с огнем не найти, только крашеные, но это не то. Одна такая девственница могла стоить несколько сот тысяч афгани – как сотня с лишним феллахов-рабов. Для специфического клиента похищали также и мальчиков – ибо не все учившиеся в Британии становились ценителями женской красоты, кое-кто приучался ценить красоту мужскую.
Вот из-за таких бачалюбов у Доктора и возникали проблемы. Ему были нужны русские мальчики разных возрастов, но в этом желании он конкурировал с людьми, которые запросто могли выложить за русского бачу сотню тысяч афгани. А у профессора и так был перерасход по бюджету на тридцать с лишним процентов, и деньги ему выделяли с большим скрипом.
* * *
На пороге своего дукана – двухэтажного здания с решетками на окнах и на дверях – Доктора с распростертыми объятьями встретил человек по имени Нурсултан. Он был очень похож на японца – невысокий, жилистый, с узкими глазами, короткими черными волосами, только кожа его была заметно темнее, чем у японцев. Киргиз по национальности, Нурсултан был одет в новенький британский камуфляж, а у него за спиной маячили двое вооруженных автоматами британцев-телохранителей, настороженно озиравшихся по сторонам. Дело было в том, что Нурсултан жил как бы в долг и очень боялся смерти. Его приговорили к смерти на сходке азиатских наркобаронов, которых Нурсултан сильно «кинул» в свое время: крупную партию героина перехватили русские, и он остался должен всем и вся. Он не стал отрабатывать долг, как это делали в таких случаях – вместо этого он собрал все, что мог, и бежал в Афганистан, где вложил деньги в работорговлю и сильно поднялся на этом. Он знал, что рано или поздно приговор будет исполнен, что никто и никогда не уходил от мести наркомафии – и только поэтому брался за выполнение самых сложных и опасных заказов. Нурсултан специализировался на русских женщинах и детях, потому что имел хорошие связи, оставшиеся еще с тех времен, когда он торговал наркотиками на границе и в самой Российской империи. Приговоренный к смерти, он не боялся мести спецслужб империи, которая, несомненно, последовала бы, узнай они про род занятий Нурсултана – потому что приговоренному к смерти наркомафией можно уже ничего не бояться.
– Мой дорогой друг! – Нурсултан церемонно распахнул объятия, от него вечно пахло перцем и пряностями, у Доктора заслезились глаза, и он чихнул.
– Рад вас видеть в добром здравии, – сухо проговорил британец.
– Я как раз собирался сесть за достархан, вкусить скромной пищи, что послал нам Аллах, а как сказано, любой дар и любая пища удваивается, если поделиться ею с другом.
Доктор не принимал местной пищи, чересчур жирной, наперченной, сдобренной пряностями, потому что ему не давала покоя язва, нажитая от постоянных нервных стрессов и питания в лабораториях всухомятку. Но он знал, что отказывать нельзя – Нурсултан обидится.
– Я с радостью вкушу с вами даров достархана, – церемонно произнес Доктор, нащупывая в кармане флакончик маалокса.
* * *
Достархан был накрыт в комнате, использовавшейся в качестве кабинета и выглядящей довольно дико: капитальные стены, утоптанный и накрытый коврами до последнего сантиметра земляной пол, огромный, североамериканского образца стол-аэродром с компьютером и несколькими телефонами, а рядом, примерно на половине площади кабинета – достархан. Чуть в стороне тощий и смуглый бача раскуривал кальян с индийской табачной смесью, в которую добавлены сушеные листья яблони и конопля, а сам Нурсултан привычно расположился в сидячей позе у достархана и что-то гортанно приказал – вероятно, чтобы несли угощение.
– Я хотел поговорить с вами относительно товара, – заговорил британец.
– Вах, какой товар. Сейчас плов принесут, кушать немного будем, потом разговоры говорить будем!
Сам Нурсултан родился в нищей, живущей пастбищным скотоводством семье в Ферганской долине, известном рассаднике всяческого лиха. Народа там было много, более того, народ этот принадлежал к самым разным этническим и национальным группам, а земли хватало не всем, что провоцировало конфликты. Часть племен – например, киргизское племя саваттаров – почти в полном составе служило Белому царю в армии и пограничных дозорах, живя этим, части все же хватало земли и воды из ирригационных систем, часть занималась пастбищным скотоводством, доходя со своими стадами едва ли не до Уральских гор. Ну а часть – такие, как Нурсултан, – начинала промышлять транзитом наркотиков или вставала на джихад. В пятнадцать лет он прибился к банде Черного Айбека, в двадцать лет его соизволил одарить милостью, пригласив себе в дом, Алиджон-хан, один из владетельнейших баев региона, которого судили трижды, и ни один суд не посмел его осудить. То, что нищий паренек с перенаселенных гор увидел во дворце Алиджон-хана, потрясло его настолько, что он и сейчас старательно копировал повадки Алиджон-хана и других баев, несмотря на то что они приговорили его к смерти.
– Разговоры говорить будем сейчас, – припечатал британец, – не далее как вчера от тебя пришел твой нукер и назвал цену, которую ты хочешь. Эта цена выходит за грань разумного.
– Каждый товар стоит своих денег, – философски заметил Нурсултан, и в этот самый момент женщина, с головы до ног закутанная в паранджу, внесла большое блюдо, на котором горой благоухал рис с бараниной и специями – плов. Никаких столовых приборов не было, это полагалось есть руками, а пиалы с водой, в которой плавали лепестки роз, подавались для того, чтобы омыть руки перед едой.
– Этот товар не стоит таких денег. Ты пытаешься заработать на мне втрое.
– Только барану кажется, что на соседнем склоне трава слаще, и он идет на соседний склон, не замечая, что рядом – пропасть. Мой товар стоит столько, сколько за него готовы отдать люди. Ты не единственный покупатель, уважаемый.
– Но я единственный, кто покупает у тебя оптом.
– Оптом... Белый бача – ходовой товар, то, что ты берешь оптом, заставляет меня отказывать другим покупателям, а это плохо.
– Но мне они нужны не для этого!
Нурсултан пожал плечами, отправляя в рот горсть риса.
– Для этого – не для этого, какая мне разница. У тебя есть деньги, ты пришел и купил. У других есть деньги – они пришли и купили. Нет денег – не пришел, не купил. Согласись, уважаемый, что если у тебя есть денег только на четыре лепешки – ты же не будешь требовать пять? И тебе никто не продаст пять, если деньги есть только на четыре.
Раздраженный Доктор, чтобы немного отвлечься, тоже съел пару горстей риса, взяв их руками. Он был цивилизованным человеком и от необходимости есть именно таким способом его просто коробило. К тому же он ненавидел ощущение грязи на руках...