– Но если я не куплю у тебя десять бачей, ты не получишь денег.
Аргумент этот стал пока единственным, к которому Нурсутан явно прислушался.
– Но почему тебе нужны именно русские бачи, эфенди? Купи афганских, за свои деньги ты можешь купить их не меньше пятидесяти.
– Это мое дело. Мне нужен именно тот товар, о котором я говорю. Обязательно русские дети, не дети твоего племени или соседних, а настоящие русские дети.
Нурсултан пожал плечами.
– Моя цена реальна. Русского бачу сложно достать, я тоже плачу за них деньги, и немалые, эфенди.
Детей похищали банды людоловов – были и такие в Афганистане. В этой стране вообще чего только не было, какого только харама не случалось.
– Каждый из нас кусает от своего куска. Мне эта цена – неприемлема.
Нурсултан отрицательно качнул головой, но все же решил объяснить ситуацию непонятливому покупателю:
– Смотри сам, уважаемый. Русский белый бача – хороший товар, его купит кто угодно. Что Амманулла-хан, что Вахид-хан, что даже сам принц Акмаль – бачабозы, они не желают лишних наследников на свое богатство, и поэтому гарем держат только для вида, а время проводят с бачами. В нашей стране много тех, кто желает проводить время с белым бачой, а британского бачу, понятное дело, – не раздобудешь. Остаются русские, они ближе всего. И вот придет ко мне уважаемый Вахид-хан и спросит, нет ли на продажу белого бачи, и положит мне на стол сто двадцать тысяч афганей – заметьте, это больше, чем я прошу с вас. А я что должен ответить? Что у меня нет ни одного свежего бачи, всех купили?
– Я могу обратиться к Аскеру, – назвал британский гость имя еще одного работорговца, специализирующегося на товаре из-за рубежа.
– К Аскеру? Этот шакал ни разу не переходил границу, он шакалит в Персии и продает свой товар за бесценок. Можешь обратиться...
– Он обещал мне помочь в моей потребности.
– И какую же цену он назвал? – заинтересовался Нурсултан.
– Он сказал, что твоя цена непомерна, Нурсултан-джан.
Нурсултан улыбнулся, показав крепкие, волчьи зубы.
– Пусть назовет свою...
* * *
Взлетевшая с аэродрома Мары в Туркестане стая сразу взяла курс на цель, не совершая никаких лишних маневров уклонения, чтобы замаскировать свои намерения. Эти ударные самолеты неслись сквозь ущелья, переваливали через горные хребты, пронзали воздух над долинами и оазисами, неотвратимо стремясь к намеченному. Все в них было подчинено только одному – добраться до целей и выполнить приказ, в электронном мозгу машин не было ни страха, ни жалости, ни опасений – только заточенная до бритвенной остроты воля на выполнение приказа. Эту волю заложил в них человек, переведя канцеляризм приказов на понятный машинам язык – и теперь стальные птицы рвались вперед изо всех сил, чтобы выполнить приказ.
Те, кто отдал приказ, ожидали какого-то противодействия и потому включили в состав группы две машины РЭБ. Но они перестарались – британская система ПВО в который раз оказалась несостоятельной, локатор даже не смог отследить момент прорыва стаи через границу, благо место прорыва сознательно выбрали такое, чтобы луч дежурного радиолокатора в максимальной степени экранировался горами. Стая беспилотных машин была слишком быстрой и слишком низко держалась к земле, чтобы ее засечь.
Сразу после прорыва границы стая разделилась. У нее были две разные цели – одна находилась в Кабуле, даже не одна, а две цели недалеко одна от другой, вторая – почти на самой границе Персии и Афганистана.
* * *
– Он назвал цену в семьдесят тысяч афгани за голову.
Нурсултан недоверчиво уставился на Доктора.
– Поклянись Аллахом, англиз, что это так.
– Клянусь Аллахом.
– Клянусь, ты потерпишь большой убыток, если свяжешься с этим жуликом и негодяем. Он мог назвать эту цену только в одном случае – если он собирается взять твои семьсот тысяч афгани и сбежать с ними.
– Он не скроется от нас.
– Ты ошибаешься, Доктор. У каждой крысы есть своя потайная нора, на то они и крысы. Хорошо – девяносто тысяч афгани за голову.
– Это больше цены Аскера.
– Но это цена, за которую ты получишь товар, а не головную боль по тщетному поиску продавца, когда он ограбит тебя и сбежит.
Доктор вздохнул.
– Ты никак не можешь меня понять. Если эти извращенцы в состоянии отдать за свои прихоти любые деньги, которыми располагают, то я – только те, что выделены мне из бюджета. Ассигнования, понимаете, что это такое?
Нурсултан понимал, все-таки он родился в цивилизованной стране. Однако – у каждого своя головная боль.
– Но и тебе, Доктор, следует понять меня. Я буду последним глупцом, если отдам дефицитный товар не по той цене, какую могу получить, а намного меньше. Я думаю, Доктор, у тебя есть друзья, которые могут одолжить тебе необходимые суммы. Вряд ли на то, что вы делаете, деньги ассигнуются официально...
– Стоит ли считать деньги в моем кармане, уважаемый?
– Ты прав. Не стоит. Но и в моем – тоже не стоит, зачем говорить, что за товар, которым я торгую, я беру лихву.
Договорились о шести детях, по восемьдесят пять тысяч афгани за голову – это меньше, чем то, на что рассчитывал Доктор, но уже хоть что-то. Неофициальные источники финансирования, конечно же, были.. но под них приходилось прогибаться, причем лично, а Доктор прогибаться не любил. Он был ученым, а не холуем.
От рынка до городского офиса совсем рукой подать, из окон кабинета Доктора был виден базар, была видна старая крепость – но, конечно же, они проделали этот путь на машине. Это была больница... на первом этаже действительно лечили обратившихся к ним пациентов, даже гранты от благотворителей на это получали. На втором этаже были палаты, больше похожие на камеры, и лаборатории для проведения экспериментов, на третьем этаже – кабинеты персонала, библиотека, вычислительный центр, склад медикаментов и оборудования. К кабинету Доктора примыкал еще один – для совещаний...
* * *
На то, чтобы достигнуть Кабула, у стаи ушло чуть более двадцати минут – двадцать минут безумного полета над землей, в ущельях, над оазисами и дорогами. Стаю видели – и афганцы, кочевники и контрабандисты, и даже англичане, но никто так и не смог понять, что же он видит. Кабул находился в этаком кратере, окруженный горными склонами, а в разломах этого кратера проходили дороги. Перед самой целью стая выстроилась плотным клином над дорогой, ведущей из Баграма в Кабул. Изумленные афганцы слышали грохот двигателей, но ощущали ударную волну от них, только когда самолеты были уже далеко, потому что при сверхзвуковом полете самолет опережает звук. Услышав этот звук – одновременно вой и грохот, – афганцы падали на землю, разбегались, поминая шайтана и моля Аллаха о прощении. Но стая была уже в намеченной точке. Самолеты сбросили бомбы и ушли на северо-восток, сопровождаемые запоздалыми очередями скорострельных пушек ЗЕНАПа [53] , прикрывающего Кабул. На аэродромах выл сигнал тревоги, по бетонке бежали к своим самолетам летчики, встревоженные паническими сообщениями о бомбежке Кабула, но угнаться за стаей у них, конечно же, не было никаких шансов.