— Но я не могу отказать людям в их праве умереть за Аллаха… — ответил мулла после долгих размышлений. — Да и Буш. Разве он властен над нами?
— Властен. Потому что у него есть самолеты, обрушивающие смерть нам на голову, а у нас этих самолетов нет. Но дело не в этом. Приехав сюда, я нарушил отданный мне приказ. Я приехал сюда, потому что верю в будущее моей страны, муаллим, она и моя и ваша, эта страна — а те, кто расплачивается ею как разменной монетой, — они не любят нашу страну, они не знают, что такое — быть афганцем. Прикажите всем подчиненным вам людям спрятать оружие и расходиться по домам. А тем, у кого нет здесь дома, собираться и уходить в Пакистан. Когда сюда придут американцы — они не принесут сюда ничего, кроме спесивой гордости, люди возненавидят их. И вот тогда мы, сохранившие армию для будущей битвы, скажем свое слово…
* * *
Через несколько дней два автомобиля «УАЗ» свернули с дороги на Кандагар, по которой шли беженцы, проехали несколько километров и остановились посреди продуваемого холодным ветром плоскогорья.
Бригадир Шариф посмотрел на часы — час до темноты.
— Выходим. Ты — впереди.
Один из боевиков личной охраны муллы взял автомат.
— Нет! — Бригадир Шариф ударил его по рукам. — Не смей! Автоматы. Гранатометы оставить здесь. Только то, что можно спрятать!
Экстремист недобро улыбнулся:
— Почему ты хочешь оставить нас без оружия? Может, ты ведешь нас в руки неверных, как баранов на заклание?! И у тебя есть автомат — у единственного из нас.
— Ты сам баран! Американцы следят за всем с воздуха! Если они видят оружие — они сразу открывают огонь, они видят каждую цель, которую уничтожают! Мой автомат в сумке, его не увидишь! Если мы пойдем без оружия — нас просто примут за кочевников!
— Кочевники тоже ходят с оружием!
— Делай, как говорит неверный! — тяжело сказал мулла Омар. — И все делайте так, как говорит вам неверный.
Боевики посмотрели на бригадира, но ничего не сказали.
Бригадир прикинул расстояние по компасу, махнул рукой:
— Пошли.
И они пошли навстречу серым, пустым, выстуженным ветром горам…
* * *
Утром они увидели вертолеты — передвигаться по горам стало рискованно, американцы поняли, в чем дело, и попытались — насколько это возможно — перекрыть границу. Им нельзя было заходить ни в одно селение — здесь не любят и не уважают проигравших, если они зайдут в селение — можно будет ожидать того, что их в лучшем случае убьют. В худшем — схватят и отдадут американцам за вознаграждение. Бригадир отчетливо понимал, что теперь они здесь — чужие, они чужие на этой земле, и даже он тоже — чужой.
Сначала он хотел идти туда, где были его родные места и где до сих пор жили его родственники. Но потом передумал — одному Аллаху известно, что там теперь. Он был бинангой, что в дословном переводе это значит «без родства», человек, потерявший связь с родом. Бинангой пуштуны называли подлеца, человека без чести. Такому — не помогут.
Потом они нашли пещеру. Тут было много пещер, в том числе пещер, оборудованных для нахождения там групп сопротивления, они остались со времен советского вторжения в Афганистан. Русские ушли отсюда двенадцать лет назад — но казалось, что прошла вечность, целая эпоха. Думал ли хоть кто-то из тех, кто сейчас шел в этих горах, думали ли те, кто когда-то воевал с шурави, — что все кончится именно этим? И предвидели ли они, что будет потом?
— В этой пещере надо отсидеться, — сказал бригадир, — дальше идти нельзя.
— Может, ты хочешь сдать нас кафирам? — спросил один из боевиков личной охраны муллы, у которого волосы чуть ли не закрывали глаза, отчего казалось, что у него на лице сплошное оволосение, как у обезьяны.
— Делайте, как говорит бригадир, — сказал мулла.
Сколько они пробыли в этой пещере — ведомо только Аллаху. До снега, это точно. Бригадир выходил из пещеры один, он нашел пастуха и украл у него пару овец. Этих овец они ели — сырыми, разводить огонь было нельзя. Просто разрезали мясо на тонкие полоски, выветривали их и ели.
Как ни странно — никто не вставал на намаз, никто не приносил положенного Аллаху, несмотря на то что все они были бойцами за веру, за совершенство таухида, и никто не мешал им совершить намаз. Просто они считали себя мертвецами — а разве положено мертвецу обращаться с мольбой к Всевышнему?
Потом пошел снег. Большие снежинки валились с неба, валились густо из распоротого неба, устилая серую, бесплодную землю снежным ковром. Видимость была — двадцать-тридцать метров, не более. В этот же день бригадир сказал, что можно идти дальше.
Американцы в те дни не летали. Слишком опасно.
Они не знали о том, что в это же самое время уцелевшая группировка моджахедов, численностью примерно в три тысячи человек, выдвинулась в направлении зоны племен из южного Афганистана. Американцы засекли движение колонны — точнее, не американцы, а афганцы, сотрудничающие с американцами. Американцы вызвали самолеты, большие «Б52» с Диего-Гарсии, и они начали бомбить пути отхода моджахедов с большой высоты, находясь над верхней кромкой облачности. Бомбы — по тонне, по две тонны — падали на воинов Аллаха с неба, и никто не видел, кто их бросает, никто не видел, как они падают. Просто они шли — а в серой от падающего снега мгле то тут, то там вздымались султаны разрывов и рушились горы, погребая под собой последних воинов движения Талибан. Из трех тысяч в Пакистан вышло шестьсот человек.
Снег лип к лицу, к глазам, таял на коже. Ноги задубели от холода уже давно, но надо было идти. Все было завалено снегом, и бригадир, шедший первым, не видел, куда он ставит ногу — что перед ним, тропа, камень, осыпь… а может быть, и обрыв. Они шли, не зная, куда и зачем, последние воины разбитой армии, последние воины проигранной и никому не нужной войны, и бригадир вспоминал историю — как британцы вторглись в Афганистан силой в пятнадцать тысяч воинов, а обратно вышел только один.
Может быть, их земля отвергла их? Может быть, Аллах отвернулся от них?
Потом они увидели человека. Вернее — бригадир увидел человека. Это был старик в теплой одежде, на нем была меховая безрукавка из бараньей шкуры мехом вверх, теплые сапоги, и в руках у него был длинный посох. Он сидел на камне, похожий на привидение, и смотрел на идущих к нему одичавших, измученных, вооруженных людей.
Бригадир сначала подумал, что он бредит. Потом понял — нет, не бред…
— Ас салам алейкум, отец, — сказал он, — да пребудет с тобой Аллах.
— Ва алейкум ас салам, — ответил старик, — и твои стопы пусть направит Всевышний.
— Здесь есть… американцы?
— Какие американцы? — с достоинством ответил старик. — Здесь есть одни лишь пуштуны и Аллах.
Бригадир понял, что они вышли в зону племен, в Пакистан. И — потерял сознание, рухнув прямо под ноги старику.