– Я никогда не видела, чтобы кто-то так врезал Джошу… А где ты научился этому?
– В армии.
– Где ты служил? Ты из… этих, ну, как снимают про них… морская пехота.
– Нет… – незнакомец улыбнулся, – я служил в разведке воздушного десанта. Очень далеко отсюда, в Туркестане…
– Так ты…
– Да. Я русский. Ник – это сокращенное, здесь так принято. А так меня зовут Николай. Тебя это смущает?
– Да нет… А как ты здесь оказался?
– Просто приехал…
– А ты знаешь… ну, Хорхе…
– Слышал про него. Но чести быть представленным не имел.
Господи… Что за выражения…
— Послушай… Я снимаю пентхаус в центре. Ты можешь отвезти меня домой, а по дороге что-нибудь рассказать про Россию. Идет?
– Идет…
Хорхе Альварадо, младший из Альварадо, уже второй раз за этот час пришел в себя – и не понял, что происходит. Он находился в… то ли очень тесном помещении, то ли фургоне, лежал на полу – и руки его стягивали наручники. В машине было тепло, тихо, приглушенно бормотала рация. Пахло кофе и булочками…
– Поднимайся, поднимайся, мачо… Разлегся на полу, как свинья.
Кто-то вцепился в воротник и поднял Хорхе, посадил его у стенки. Три человека, у каждого из них на лице было написано «коп», смотрели на него с таким выражением лица, с каким уборщик смотрит на дерьмо посреди комнаты.
Как ни странно, поняв, что это копы, Хорхе обрадовался. Он уже успел подумать, что стал жертвой похищения – в Мексике людей похищали на каждом шагу, выкуп иногда составлял всего тысячу долларов, а похищенных часто убивали, чтобы те не могли опознать похитителей. Копы, значит, убивать не будут…
– Какого черта? Я Хорхе Альварадо, если вы меня сейчас же не выпустите – завтра будете патрулировать улицы в самом дерьмовом районе. Я с мэром…
– Хамит… – равнодушно констатировал кто-то.
Плюха, прилетевшая из темноты и влетевшая точно по уху, была не слишком сильной, но для Хорхе, который дважды терял сознание за последний час, достаточно было и этого – вспышка перед глазами и тьма…
Пришел он в себя довольно скоро – кто-то, стоя на корточках перед ним, весьма невежливо хлопал его по щекам, а еще кто-то бубнил, оправдываясь: «Да не слишком сильно я его ударил, кто же знать-то мог».
– Очнулся. Вот, молодец… Он очнулся, сэр…
– Свет.
Под потолком вспыхнула светодиодная люстра, осветила кузов. Несколько мониторов делали его похожим на передвижную лабораторию. Хорхе зажмурился – от света стало больно глазам.
– Значит, ты Хорхе Альварадо… – пожилой, седовласый мужчина в хорошем костюме присел рядом с ним, – а я агент Гас Малруни. Глянь-ка…
Мужчина достал из кармана нечто, похожее на кожаный бумажник, отработанным движением руки раскрыл его, показывая бляху.
– Секретная служба САСШ. Ты понимаешь, о чем идет речь – или твои мозги нуждаются в еще одной встряске?
– Какого хрена… Это не ваша юрисдикция…
Пожилой засмеялся…
– Какие мы слова знаем. Юрисдикция… Так вот, парень. Вопрос «Какого хрена?» надо было задавать до того, как ты в это дерьмо вляпался. А теперь сиди тихо и вникай в ситуацию…
– Я Хорхе Альварадо…
– И что с того, мистер Мокрая спина? [44] Марк, что мы записали на видео?
– Покушение на убийство первой степени, сэр, плюс сговор с целью убийства, хотя это могут и не доказать. От десяти до пожизненного по законам штата Калифорния.
– Так вот, мистер. Это все останется между нами. Но если мы увидим тебя на расстоянии меньше ста метров от того парня, который только что отвесил тебе такую добрую плюху – считай, что ты влип. Это дело имеет отношение к национальной безопасности. На следующий день ты уже будешь стоять перед федеральным судьей, а я позабочусь о том, чтобы тебе попался такой судья, который не выпустит твою задницу под залог, а засунет ее в одну камеру с ниггерами. Знаешь, что с тобой сделают ниггеры, когда узнают, что ты – сын Мануэля Альварадо?
Хорхе Альварадо это хорошо знал. Между мексиканскими и негритянскими бандами всегда шло жестокое соперничество, то и дело переходившее в кровавые бои. Негритянские банды в САСШ были более сплоченными и многочисленными – только в бандформировании «Семнадцатый район», охватившем всю территорию САСШ и имеющем отделения во всех пятидесяти штатах, состояло сто двадцать тысяч человек. Негры держали весь север и центральные районы САСШ, жестко контролировали всю преступность и пресекали любые попытки мексиканских эмиссаров выйти на розничный рынок наркотиков самостоятельно. В южных же штатах, где имелись сильные латиноамериканские общины и где негров и мексиканцев было почти поровну, города делились по районам, за исключением Лос-Анджелеса и некоторых других городов приграничья, которые контролировались мексиканскими бандформированиями полностью. Негры испытывали к мексиканцам звериную ненависть, могли убить просто так, за то, что идешь по улице. А о том, что Альварадо является некоронованным королем Мексики, главари негритянских банд знали хорошо. Трудно даже вообразить, что могут сделать с его сыном, если он попадет в одну камеру с неграми.
— Кто этот парень?
– Этот вопрос тебе тоже стоило задать до того, как ты кинулся на него с камнем. Твоей глупой ослиной заднице не должно быть никакого дела до этого парня. Просто забудь про него, и все, о’кей? Мы никому не расскажем о том, что он с тобой сделал – и ты забудь. И про девушку – тоже забудь. Раз и навсегда, ты понял?
– Да, сэр… – выдавил из себя некоронованный король города.
– Не слышу!
– Да, сэр.
– Вот и хорошо. Марк, проводи его. И сними наручники.
Проводы заключались в том, что некий Марк просто открыл дверь и придал Хорхе Альварадо ускорение солидным пинком под зад. Пробежав несколько метров по инерции, младший Альварадо приземлился на землю, сильно ободрав себе лицо. Сзади взревел мотор фургона, он даже не обернулся, чтоб посмотреть…
Когда шум мотора затих вдали, Альварадо с трудом встал, огляделся по сторонам. Внизу было шоссе, по которому ползла бесконечная огненная змея, а вверху светились огни и раздавались сумасшедшие визги. Вечеринка продолжалась своим чередом – увезли его совсем недалеко. Альварадо осторожно прикоснулся к своей пульсирующей болью голове – и чуть не взвыл. Это было уже слишком…
Пошатываясь, некоронованный король Лос-Анджелеса пошел вверх, к стоянке, к свету и огням, искренне надеясь, что по дороге не встретится никто, кто смог бы увидеть его в таком состоянии.