Какое-то время я думал, что к Черной Гвардии относится и сам Путилов. Потом понял – не со стопроцентной гарантией, но все же понял – нет, не относится. Такие там просто не нужны. Это очень талантливый бюрократ, и не более. Не стоит искать великое злодейство там, где есть только мелкая подлость.
Но мы кое-что упустили. Ни Путилов, ни я не были специалистами в атомной отрасли, нахватались по верхам – и кое-что прохлопали. Ни один из нас не знал, что в Афганистане находятся единственные в мире месторождения обогащенного урана, в котором доля оружейного урана-238 составляет более процента, против десятых и даже сотых долей процента в обычной руде, в том желтом кеке, который мы закупаем у Священной Римской империи и у буров с их африканскими владениями. При таком исходном материале процесс обогащения ускоряется в разы, и поэтому Харон ошибся – атомная бомба у шахиншаха уже была.
Но это уже не имело для Мохаммеда никакого значения. Все планы, которые долгими годами лелеял и вынашивал этот выдающийся человек и незаурядный правитель, были повержены в прах. И наши планы – тоже.
Ночной затяжной прыжок, да еще и с грузовым контейнером, привязанным фалом к ногам, – это не шутки. Когда только разрабатывали схему десантирования, подумали десантировать грузовой контейнер на отдельном парашюте, но решили, что не стоит – мало ли куда он попадет. Поэтому контейнер – сорок килограммов – пристегнули к нему. А общий вес всей конструкции – его, парашютов, контейнера – сто семьдесят пять килограммов. И хотя парашют рассчитан на двести... а страшно было не это.
Первые несколько секунд граф просто орал, беспорядочно кувыркаясь в воздушных потоках. Своим истошным криком и ругательствами он хотел вытолкнуть из себя страх, выгнать его, выплюнуть в эти облака и в это звездное небо. Потому что если страх не унять – он убьет тебя.
Одно дело – прыгать днем, в составе группы. Совсем другое – ночью и одному. Совсем другое дело.
Потом он начал вспоминать. Вспоминать то, чему его учили: посмотри на то, как вода обтекает разные препятствия. Воздух в свободном падении – это та же вода. Если ты просто сожмешься в клубок, то так камнем и упадешь на землю, никто тебе не поможет. Твое туловище – это центр, через него проходит ось. Руки и ноги – на сорок пять градусов от оси. Между руками и ногами получается девяносто градусов. Так ты перейдешь в контролируемое падение.
Но это сказать просто, а сделать... Воздух на скорости свободного падения по плотности превосходит воду, ночью ты не видишь, где верх, а где низ, ты просто летишь, кувыркаешься и орешь. И разобьешься, если не сделаешь, что должен.
Каким-то чудом он правильно вытянул одну руку, неконтролируемое вращение во всех плоскостях сразу приостановилось. Потом он сумел правильно расположить ноги и оставшуюся руку, почувствовал, как воздушный поток подхватывает и плотно поддерживает его, он был невесомым и упругим. Вращение прекратилось, и он повис в воздухе в странной, раскоряченной позе, как паук.
Автомат раскрытия был установлен на восемьсот метров над поверхностью, обычно спецы устанавливают на двести – триста, чтобы не маячить в воздухе летучей мышью, пусть и с темным парашютным куполом. Ему сделали восемьсот, чтобы он успел сориентироваться и понять, где нужно приземляться. Но все равно рывок был сильным – таким сильным, что потемнело в глазах, а через долю секунды последовал еще один, не менее сильный рывок, едва не погасивший только что развернувшийся купол парашюта. Это тормозился грузовой контейнер, хорошо, что в составе фала, которым он был пристегнут, имелся специальный амортизатор, растянувший и частично погасивший этот рывок.
Как бы то ни было, граф был жив и висел в тихом, черном небе, подвешенный под стропами парашюта, приближаясь к земле. Самое время осмотреться.
Сектор Ченстохов – это край приграничный, там по вполне понятным причинам немного фермеров. Но они были. Местность – в основном поля, перемежаемые перелесками, небольшие селения, сильно похожие на маленькие городки, с мощеными улицами, площадью, ратушей и костелом – больших городов в этом крае не было, даже Ченстохов сохранил какой-то налет провинциальности, несмотря на полмиллиона жителей. Поля засеяны – поляки в этом смысле аккуратисты и почвенники, пусть контрабанду каждый второй гоняет, а оставшиеся ему так или иначе помогают, но если есть земля – надо ее обработать и засадить. Раньше приграничье патрулировали казаки, ловили контрабандистов – теперь этого не было.
Какие-то огни виднелись слева и сзади, там приземляться не стоило. Огни какие-то странные – костры, что ли, явно не электрическое освещение. А под ним была чернота, оставалось только сориентироваться, чтобы не сесть на лес, там можно было поломаться.
Сориентировался он, когда до земли оставалось метров двести, лес выглядел темной массой, поле было более светлым, хотя хлеб еще не поспел. Как управлять парашютом, он помнил, самое главное – не делать резких движений, чтобы не погасить купол, это точно так же, как управляешь лошадью. Он мягко потянул на себя «вожжи» управляющих строп с правой стороны и почувствовал, что парашют ему подчиняется.
Первым на поле упал большой мешок, граф сгруппировался – и упал в колосья сам. Этот парашют планирующий – он позволял приземляться намного мягче, чем на обычном круглом парашюте, поскольку можно было перевести падение в движение вперед за счет планирования купола до самого последнего момента. Он так и сделал, земля больно ударила по ногам, он машинально пробежал шаг, второй и грохнулся.
Пару минут он лежал, приходя в себя. Похоже, ничего не сломал – ну и хвала Йезусу. Он был жив, он приземлился – и это было самым главным.
Купол парашюта уже погас, он попытался встать, но что-то потянуло его обратно к земле. Фал! Он и забыл про него. У него был маленький фонарик на снаряжении, но он не рискнул его включать, вполголоса ругаясь, нащупал застежку и отстегнул. Потом медленно, как пьяный, встал, чего делать не стоило, осмотрелся.
Приземлился он как нельзя лучше – на поле, засеянное пшеницей, на взгорок. Левее, шагах в ста, начинался лес, не перелесок, а именно лес, самый настоящий. Правее, примерно в паре километров, – темнело небольшое селение, кое-где светились окна – маленькими маячками в ночи.
Рассиживаться здесь, посреди поля – не стоило.
Первым делом он избавился от привязной системы парашюта, собрал искусственный шелк в охапку и подтащил туда, где лежал контейнер. Достал из кармашка монокуляр ночного видения, примитивный, но «долгоиграющий», потребляющий совсем немного энергии, и включил его. Потом в зеленом мареве начал распаковывать контейнер.
Основой контейнера был большой рюкзак десантника, заранее набитый всем необходимым, и чехол с оружием. Чехол был интересный, такой совсем недавно приняли на экспериментальное снабжение – надувной! А что, упаковывают же компьютеры в пленку, в которой есть маленькие, наполненные воздухом пузырьки, играющие роль амортизаторов при ударах и сотрясениях. Вот и тут так же, причем чехол был ровно в три раза легче предшествующей модели.