– А умение? Навыки? – удивленно приподнял брови Тихон. Мол, что же я такие простые вещи объясняю.
– Да на заработанные денюжки ты сможешь этого мусье… как там его? Ришара? Его случайно не Пьер зовут? Жиль? Так вот, ты сможешь этого Жиля Ришара полотером в свое заведение нанять! Или главным консультантом – на твой выбор!
– Так какое же вы собираетесь мне жалованье положить? – опешил Тихон, за несколько секунд прикинув в уме стоимость салонов и плату именитому парикмахеру.
– 1000 рублей в год! – озвучил я сумму. Выстрел был практически наповал – армейский поручик получал в месяц 80 рублей.
Тихон задумался. Не каждый день просчитываешь последствия резкого изменения тщательно продуманных планов. Меняешь размеренное поступательное движение на прыжок с трамплина, позволяющий разом проскочить большой кусок отмеренного пути. А не окажется ли этот трамплин хлипким, не лучше ли твердая дорожка под ногами? К чести Мосейкова – соображал он быстро, да и авантюрной жилки был не лишен. Уже через минуту он поднял глаза от узора на скатерти и, твердо глядя на меня, сказал:
– Я согласен, Александр Михалыч!
Так у меня появился первый самостоятельно выбранный сотрудник. Этим же вечером я дал расчет кастелянше, трем прачкам (из пяти), двум гладильщицам и одной белошвейке. Узнав о таком количестве бесполезного персонала, я пришел в ярость, чем полностью подавил сопротивление Марковны. На увольнение работниц она только вздохнула. Еще бы ей не вздыхать – развела дармоедов. И ведь прикармливает земляков из своей деревни!
Получив солидное внушение и обещание «пересмотреть штатное расписание» на предмет дальнейшего поиска ненужных людей (очень сомневаюсь, что для обслуживания особняка площадью в двести метров нужно три десятка человек), Марковна стала тише воды ниже травы и совершенно безропотно восприняла переезд в отдельную комнату мансарды Тихона Мосейкова.
На следующий день я встал рано. Отработал полный комплекс своей обычной утренней гимнастики. Новое тело слушалось плохо, да и силушка… Вместо трех подходов по пятьдесят отжиманий удалось выжать два подхода по пятнадцать! То же самое было и с приседаниями. Про пресс я вообще умолчу. Но мышцы я разогрел, да и суставы слегка поразмял. Погоняв себя до обильного пота, я помылся в небольшой медной ванне, венце вчерашних покупок (правда, воду все равно нагревали в котле на кухне и таскали кувшинами). Тихон побрил меня золингеновской бритвой, подровнял, расчесал и уложил волосы. На этот раз завтрак был легким – хватит с меня излишеств! Мосейкова я посадил с собой за стол, чем вызвал недовольство Марковны, проявившееся, впрочем, только поджатием губ. После завтрака я почистил зубы новомодной аглицкой зубной щеткой (корпус из сандалового дерева и натуральная конская щетина!) и прополоскал рот какой-то ароматной эссенцией, купленной исключительно по настоятельной рекомендации Тихона. Затем Мосейков подал одежду «на выход». Для поездки в контору брата я надел ту самую эффектную сюртучную тройку белого цвета. Шелковый галстук украсила золотая булавка с крупным «брульянтом», запонки, тоже золотые, были размером с пятачок. Довершением ансамбля «купец-миллионщик» стали карманные часы. Естественно, золотые с золотой же цепочкой поперек пуза. Сияя, как новогодняя елка, я уселся в коляску, наказав няньке слушаться Тихона во всем, что касается гардероба. Им сегодня предстояла разборка созданных вчера запасов (купленные накануне вещи мальчишки-посыльные тащили до сих пор!).
Мое повторное появление в конторе брата вызвало настоящий ажиотаж. На этот раз служащие были хорошо осведомлены, кто явился на прием к хозяину, и, скорее всего, знали, зачем я явился. Пока я шел через нижний зал, провожаемый тремя десятками пар глаз, в помещении стоял гул, словно от работающего на пределе трансформатора, – клерки перешептывались, обсуждая мои перспективы на лидерство.
Когда до лестницы на второй этаж оставалось несколько шагов, мою траекторию торопливо пересек вихрастый паренек в черных нарукавниках. Он как-то нарочито неловко выронил папку с бумагами прямо мне под ноги, да так «удачно», что листочки легли широким ковром, полностью перекрыв подход к лестнице. Громко ойкнув, паренек принялся собирать бумаги. Я молча стоял, ожидая, когда мне освободят дорогу. В какой-то момент я заметил, что паренек подмигивает мне. Я наклонился, делая вид, что хочу помочь.
– Александр Михалыч! Не ходите туда! – одними губами произнес клерк.
– Что такое? – так же шепотом поинтересовался я.
– Ваш брат хочет объявить вас сумасшедшим. Он какого-то доктора вызвал, тот в кабинете дожидается, – объяснил парень, зорко оглядываясь по сторонам. – А на случай, если вы заартачитесь, в приемной четыре амбала [74] ждут!
– Спасибо, братишка! – прошептал я в ответ, разгибаясь, а вслух громко сказал недовольным тоном: – Экий ты неловкий! Я на тебя брату пожалуюсь! Как зовут?
– Кузьма Григорьев, милсдарь! – старательно изображая испуг, проблеял мой нечаянный доброжелатель.
– Ладно, иди работай! – брюзгливо сказал я, незаметно пожимая парню руку.
Ну что же, Иван Михалыч? Вы хотите играть грязно? Эх, не знаете вы, дорогой, что такое ПО-НАСТОЯЩЕМУ грязная игра! К вашему счастью, не жили вы в России девяностых годов XX века! Я хотел по-хорошему, тихо, семейно… Вы, братец, решили поступить иначе. Так Бог вам судия! Пеняйте на себя!
Твердой походкой поднявшись в приемную, я, мило улыбаясь, поздоровался с помощником и доверенными приказчиками Ивана Михайловича. Тут же, в приемной, топтались четыре здоровенных мужика. Трое усиленно делали вид, что наслаждаются видом из окна, и только один, чернявый с явной примесью цыганской или кавказской крови, смотрел прямо на меня. Я глянул на них только мельком, чтобы не насторожить. Но характеристики срисовал полные, так что в любой момент мог записать любой параметр ТТХ [75] этих «боевых роботов».
Самым опасным из всей четверки являлся именно чернявый мужик, напоминающий артиста Волонтира [76] . Габаритами он уступал своим товарищам – те были простыми увальнями, весом под сто пятьдесят килограммов, опасными только при жестком захвате или при контакте лица с их кулаком. А «Цыган», судя по умному колючему взгляду, мог быть еще и неплохим тактиком. Да и его движения… Отлепившись от подоконника, он плавно перетек из одной позы в другую, словно ртуть. Значит, бой будет интересным! Эх, давно я не брал в руку шашку…
Не удержавшись от озорства, я, незаметно от окружающих, показал «Цыгану» кулак. В глазах чернявого мелькнуло понимание, он мгновенно догадался, что я знаю причину появления здоровяков в приемной. Снова обманчиво-плавно поменяв позу, «Цыган» ощерился, демонстрируя полный набор острых белых зубов. Улыбочка была одновременно озорной и угрожающей. Мол, посмотрим, кто кого!