Президент Дарби Морган подошел к перевыборам с сомнительным багажом, но почти с таким же багажом подходили к перевыборам все президенты двадцатого столетия. Главным его активом была ликвидация Мануэля Альварадо, врага номер один североамериканской нации, крестного отца мафии, наркоторговца, сепаратиста и террориста, на которого возложили вину за события 9/10. Он был ликвидирован на южноамериканском континенте в результате совместной операции Российской Империи и САСШ – североамериканские солдаты, точнее не солдаты, а моряки из особого подразделения флота, – штурмовали виллу Альварадо, высадившись с русских вертолетов, поднявшихся в воздух с русского авианосца. Все данные о той операции были засекречены – североамериканский народ не понял бы ни столь активного участия русских, ни тяжелых потерь при штурме. Однако администрация Моргана с ложью переборщила: они сказали, что при штурме укрепленного объекта не погиб вообще ни один солдат (!), и не предъявила останков Альварадо. Ложь, как всегда, не довела до добра – теперь республиканцы утверждали, что вся эта операция – не более чем инсценировка, а на самом деле Альварадо жив, просто ушел на дно. Но тем не менее североамериканские граждане в большинстве своем верили информации о гибели Альварадо – просто потому, что хотели в это поверить. Они хотели жить в том мире, который безвозвратно ушел.
С экономикой, кардинально подорванной в период правления Меллона, он увеличил налоги на бедных, уменьшил налоги на богатых и ничего не сделал для среднего класса, хуже просто не придумаешь – все было неоднозначно. Финансовый кризис, вызванный тем, что страна долгое время жила не по средствам, удалось купировать массированным вливанием денег в экономику, но именно что купировать, а не победить. Классический кризис – объем денежной массы в стране больше, чем объем товарного рынка, причем больше на проценты, в разы. Америка жила не по средствам, но какое-то время, довольно длительное, ей удавалось связывать денежную массу в различных финансовых инструментах, таких как акции, облигации, долговые бумаги, производные от этих бумаг. Все это делалось так долго и так активно, что составители финансовых схем забыли о том, кто должен был все это оплачивать, о простом американце. А простой американец все чаще терял работу от того, что производство переводили в страны Латинской Америки, где люди готовы работать буквально за похлебку – и оплачивать финансовые игрища уже не мог.
Президент Меллон все-таки хоть и допустил кризис, но его действия во время последнего года президентства были правильными. Из такой ситуации есть два выхода. Первый – допустить контролируемый обвал, то есть через институт банкротства отделить агнцев от козлищ. Если какой-то банк, не думая о рисках, нахватал плохих ценных бумаг – пусть банкротится. Но экономика, реальная экономика – она останется и после того, как обрушится навес плохих долгов – она пойдет на поправку. Меллон – хотел сделать именно это, но ему не дали. К власти пришел Морган и его люди.
Морган и его финансовая группа, которая, в общем-то, и была архитекторами приведшей к кризису экономической политики, решила пойти по иному пути. Они решили заменить фиктивную денежную массу, существующую в виде ничем не обеспеченных финансовых инструментов, на реальную, то есть влить в экономику ничем не обеспеченные деньги. При этом ничего для развития производства помимо словоблудия сделано не было, да и не могло быть сделано, потому что для реального роста товарной массы нужно работать, по крайней мере лет пять, новый продукт не изобретешь и завод по его производству не построишь за год. Не сделали. В итоге, как известно, должно было получиться следующее: денежная масса и товарная масса должны были привести себя в соответствие – то есть превышение денежной массы над товарной должно было уйти за счет роста цен на товары – инфляция. В этом случае – проиграли бы все, а не только те, кто рисковал и покупал ничем не обеспеченные долги. Президентская команда попыталась уйти от инфляции за счет раскручивания новой спирали выпуска и покупки ничем не обеспеченных бумаг, пытаясь если и не избежать всплеска инфляции – то хотя бы растянуть его на время. Но получалось плохо – люди хорошо помнили кризис и не торопились вкладывать деньги в малообеспеченные бумаги. Экономика вышла примерно на уровень в девяносто процентов от докризисного и начала откровенно пробуксовывать. Новые вливания ничего не давали, даже намеки на прекращение политики «количественного смягчения» – так называли печатание ничем не обеспеченных денег – вызывали истерику на бирже, а государственный долг буквально устремился в небеса.
По расчетам президентского штаба, новый удар кризиса следовало ждать в пятнадцатом-шестнадцатом году, причем удар очень серьезный – нерешенные проблемы возвращаются и бьют с удвоенной силой. Президент приказал любой ценой отсрочить удар до семнадцатого года – чтобы успел избраться новый президент. Дальше – хоть трава не расти.
Теперь понимаете, чем лучше монархия? Государю, если он хочет убежать от проблем, только что стреляться, его через четыре года не сменят и ответственность спихнуть – не на кого!
Итак, в сфере внешней политики президент мог предъявить избирателям ликвидацию Альварадо и ведущиеся в Мексике и Бразилии переговоры о путях выхода из кризисной ситуации. Переговоры шли – ни шатко, ни валко, но все же шли, САСШ уже подошли к такой черте, когда они были готовы покинуть регион, прикрывшись тем, что Альварадо убит и сепаратизм якобы сломлен. Это было поражение, понятно, что рушилась доктрина Монро и на место североамериканцев приходили германцы, испанцы, за которыми стояла Священная Римская Империя – и англичане. Но политика Северо-Американских Соединенных Штатов версталась с горизонтом четыре года.
В сфере экономики президентская команда могла предъявить избирателям купирование кризиса и выведение экономики из состояния пикирования в состояние шаткого, но неуверенного равновесия. Проблемнее было с третьим пунктом предвыборной повестки дня – с внутренней политикой.
Издревле – Демократическая партия была партией всевозможных меньшинств, точно так же как Республиканская партия была партией белого большинства. Демократы поддерживали негров, мексиканцев, сексуальные меньшинства, лиц, не желающих служить в армии… понятно, в общем. Но сейчас ситуация в стране складывалась такая, что все эти меньшинства были угрозой стране, угрозой самому существованию САСШ как государства. Президент Морган это понимал, хорошо понимал, но лишиться избирателей не мог.
Что мог противопоставить этому республиканский кандидат в президенты, Джек Лейтер, конгрессмен от штата Луизиана? Многое.
Первое – Америка проигрывала войну. Он заявлял это прямо, заявляя это при любой малейшей возможности, – в отличие от действующего президента он имел право критиковать. Америка проигрывает войну. Отвод войск в офшорную зону – стал агонией кампании в Бразилии: с моря противника можно разгромить, но не завоевать. В Мексике – ситуация не только не улучшилась, но и обострилась, демократическая администрация не может предложить никакого иного выхода, кроме как покинуть страну. Сам Лейтер не мог предложить детального плана решения внешнеполитических проблем в пользу САСШ, но он мог показывать свои медали и зеленый берет избирателю, чтобы Джо Сикс Пак у телевизора сказал: да, этот парень знает, как надо поступать с врагами. В экономике – главной картой Лейтера стала безработица. Подскочив во время кризиса до семнадцати процентов, она опустилась до четырнадцати и оставалась на этой отметке уже год. Причем безработица в САСШ считалась очень хитро, люди, которые не могли найти работу в течение определенного времени, исключались из подсчетов. Таким образом, не учитывались хронические безработные, искажалась картина, а в некоторых штатах, по данным независимых аналитиков, постоянной работы не имели до тридцати процентов населения – треть! Безработица била по наиболее незащищенным, по низкоквалифицированной рабочей силе, по «белой швали», как ее называли, людей, занятых на простых, исполнительских работах, на минимальной и близкой к минимальной заработной плате. В этих кругах были распространены агрессивно-националистические настроения, и вот почему: когда нелегальный мигрант-мексиканец начинал работать, без страховки, без налогов, безо всего, он отнимал рабочее место именно у таких американских граждан. Когда в угоду политкорректности принимали законы о запрете расовой и этнической дискриминации и крупные компании начинали балансировать этнический и расовый состав своего персонала – почему-то всегда оказывалось, что на высококвалифицированную работу годились только белые кандидаты, высококвалифицированных мексиканцев и негров просто не хватало. Вот и начинали набирать мексиканцев и негров на нехитрую исполнительскую работу – и увольняли опять-таки «белую шваль», пусть она и работала лучше, ответственнее и квалифицированнее. Ну и как после этого не стать расистом и этническим националистом?