– В темноте уютнее.
– Да, но дело не в этом. В университете я был леваком, даже Троцкого почитывал. Сейчас я остаюсь левым, но уже не леваком. И с удивлением вижу, что и левые и правые говорят об одном и том же, только разными словами. Разве не забавно?
Я улыбнулся.
– Забавно? – испытующе посмотрел на меня Пикеринг.
– Мне только что вспомнилось определение неоконсерватора. Сказать?
– Давайте.
– Неоконсерватор – это либерал, которого реальность схватила за глотку. Вы уверены, что находитесь по ту сторону баррикад?
– Уверен. Просто мы трезво смотрим на вещи и понимаем, где друзья, а где враги.
– И где же находятся ваши враги?
– За океаном. Но не там, где мы их привыкли искать. Наши враги – на небольшом острове, который вообразил, что в его власти руководить всем миром.
– Интересно…
Вернулся майор Тигер, следом шел официант. Заказали table d’hote [54] , потому что времени сидеть и ждать не было.
– Мистер Воронцов хотел бы узнать причины нашего интереса к мистеру Михельсону, – негромко сказал Тигер, обращаясь к Пикерингу.
– Разумно… – Пикеринг утвердительно кивнул головой, – я бы тоже задал подобный вопрос. Интерес наш заключается в том, что мы подозреваем его в прямой причастности к контрабандным поставкам запрещенных технологий и материалов, в том числе ядерных, в третьи страны. Он финансирует и организовывает нелегальные сделки, обслуживая их прежде всего с финансовой и юридической точек зрения. Мы так полагаем, что он имеет прямое касательство к факту ввоза в нашу страну известных вам изделий.
Я недоуменно посмотрел на Пикеринга.
– То есть… вы знаете об этом?
– Да, знаем. А вы считаете, что североамериканское посольство в Тегеране ни черта не делало?
– Тогда почему же вы не предотвратили это?
– По нескольким причинам. Они очень хитро поступили – использовали канал, который в свое время использовали мы сами. Например, для определенных поставок во Францию, в обход международных договоренностей [55] . Мы не можем официально вести расследование, потому что всплывут на поверхность и наши прежние дела.
– А неофициально?
– А неофициально, господин Воронцов, задать господину Михельсону парочку вопросов помешали вы. Вы знаете, где сейчас Михельсон?
– Нет.
– На Кайманах.
Так и есть… Каймановы острова. Офшор, рай для всяких дельцов, банков больше, чем в Швейцарии. Британская территория.
– Так что вы нам здорово помешали, очень здорово помешали…
Извиняться было глупо…
– Господин Пикеринг, я приведу вам строку из Библии: «Путь же беззаконных, как тьма, они не знают, обо что споткнутся». Подходит к нашей ситуации, не правда ли? Я слушаю.
– Михельсон был финансовым центром, они решили использовать его, чтобы дополнительно подставить нас. Те, кто этим занимался до нас, ничего не имели против этого. Часть североамериканцев искренне считают британцев друзьями только потому, что мы говорим на одном языке. Известному вам лицу, ныне покойному, был нужен обогащенный уран, он добывался в Афганистане, но просто так украсть его было невозможно. В конце концов, это частное предприятие, там есть учет и контроль, и за свой товар они в любом случае хотели получить деньги. Тем более – если этот товар шел в виде желтого кека [56] , а не таблеток окиси-закиси урана. Михельсон создал несколько компаний, одну в Швейцарии, три на Британских Виргинских островах, одну на Кайманах, опять-таки британских. Желтый кек закупался на несуществующий обогатительный комплекс в САСШ, на самом же деле он оказывался в Иране. Финансировал Михельсон, в его руках содержалось такое количество денежных потоков, грязных, чистых, что найти финансирование для любого, самого грязного предприятия ему не составляло никакого труда. Мы знали о том, что под прикрытием Атомстройэкспорта работает комплекс по обогащению урана до оружейного качества. У них не было возможности получить плутоний, но уран они обогащали. Кстати, если вы по-прежнему хотите найти вашу супругу, поищите ее как раз там, где находится город под названием Екатеринбург-1000…
– Спасибо, учту.
– Это разумный совет. Слишком часто мы сталкивались с ней, чтобы это было простым совпадением. Потом, когда произошли взрывы в Бендер-Аббасе, мы поняли, что лошадь понесла, и попытались перехватить вожжи. Теперь мы отчетливо понимаем, что британская разведка играет против нас, и ищем контактов с вами, чтобы получить дополнительную информацию.
– Пытать Михельсона было не самым лучшим решением.
– Предложите другое.
– Вам неизвестно, кто представляет здесь британские интересы? Спросите с этих людей, да пожестче.
– Они неприкасаемы.
– Тогда чем я могу вам помочь?
– Информацией, – Пикеринг испытующе смотрел на меня, – я уверен, что вы сказали не все, что знаете.
– Если это даже и так: пока у вас в стране есть неприкасаемые – это не поможет.
– Не умничайте, господин Воронцов! Как будто в вашей стране не так?!
– Не так. У нас есть грань, ступить за которую нельзя. Можно воровать, это преступление, если найдут – накажут. Но нельзя предавать – повесят. Что же касается информации – увы, все, что я знал, я сказал.
– Вы уверены?
– Черт возьми, да! Пошевелите немного мозгами, Пикеринг! Если бы у нас были концы, стал бы я обращаться к вам?! Мы просто тихо перехватили бы груз, подмели за собой, и все. Не находите? Вместо этого я рискую жизнью, обращаясь к вам!
Пикеринг какое-то время молча думал.
– Это плохо… – наконец сказал он, – очень плохо.
Судя по тону – поверил.
– Еще бы не плохо! Но мы еще можем кое-что сделать. Обычная полицейская работа, вдумчивая и внимательная – она должна дать результат. Условие только одно – чтобы никто нам не мешал.
28 августа 2002 года
Пустыня Дашт-и-Кевир
Севернее Джандата
Все происходящее им порядком надоело. Казалось, что их бросили здесь, в этой гребаной соляной пустыне, где днем можно умереть от жары, а ночью без свитера околеваешь от холода…
Они сидели здесь почти три недели и все это время маялись от безделья. Несколько раз им сбрасывали с самолетов припасы – все ночью. Кроме припасов, сбросили и немного дополнительного снаряжения и вооружения. От нечего делать они пристреляли бесшумное оружие и ходили на охоту. Офицеры определили, где может быть вода, выкопали колодец, и теперь самостоятельно добывали воду. Получалось около десяти литров в день – не так много, но не так уж и мало. Сначала ее пропускали через самодельный фильтр, потом выпаривали в специальной самодельной установке, сделанной из полиэтиленовой пленки. Хоть с водой проблем особых и не возникало, но все равно было приятно знать, что если самолет не прилетит, какое-то количество воды у них все же будет.