«Ля иллахи илля Ляху Мухаммед расуль Аллах!» – вот что было написано на медной табличке. Клич священного джихада.
Часы… часы он сдал, когда вылетал на задание, те были наградные. А эти – Casio G-shock, обычные для наемников, солдат удачи всех мастей, простые, прочные, не боящиеся самых жестоких ударов. Наверное, сойдет…
Разгрузка… Той, которой обычно пользуется спецназ, здесь не место. Придется пользоваться дешевой, самодельной из бурой брезентовой ткани, довольно примитивной, но в нее умещаются шесть магазинов и гранаты, впереди у нее ничего нет, и с нею можно ползти по земле. Еще четыре магазина и несколько патронов в пачках – в сумки, которые по бокам на поясе.
Пистолет… Пистолетов у него сразу три… мало у кого из боевых офицеров было меньше. Привычный «браунинг» в кобуре, еще один, короткий и с небольшим глушителем, – в специально удлиненном для таких целей кармане. Последний – совсем маленький – в специальную кобуру на безрукавке, сзади, на уровне шеи – пистолет этот оказывается под рукой именно в тот момент, когда ты выполняешь команду «Руки вверх!».
Ножи… один нож в ножнах в левый карман, еще один – под разгрузку, в пришитую там кобуру. Этот пойдет и как метательный.
Ну и по мелочи… Гранаты, аптечка. Снаряжаясь, Араб подумал, что их можно «срисовать» хотя бы по аптечке. У моджахедов, за редким исключением, не бывает ни аптечек, ни санитаров, потому что им наплевать – жить им или умереть. О Аллах, даруй нам по своему выбору одно из двух, победу или шахаду! – одна из ду’а, коротких молитв муджахеддина. По их поверьям, павшие на пути джихада попадают в рай, а там лучше, чем на опостылевшей земле.
А вот мы – еще поживем… До самой смерти не помрем!
Все? Кажется – все…
Араб подошел к Тихонову, который раздумывал, как бы прикрепить к машине черный флаг с шахадой.
– Готов, господин подполковник! – доложил он.
– Красавец… – оценил подполковник с ударением на последний слог. – Как думаешь, если флаг в окно так вот высунуть и прижать стеклом, мешать не будет?
– Думаю, нормально…
– Тогда так и сделаем.
…Отрезанные от мира в бесплодной пустыне, они возвращались в него, возвращались в мир, жутко изменившийся после взрывов в Бендер-Аббасе и в пустыне, юго-восточнее Каспия. Они возвращались, чтобы нести смерть в этот мир, в котором и так ее было более чем достаточно, но зло иначе не победить. Зло невозможно победить добром, его можно победить только таким же злом…
Вопреки ожиданиям, дороги были переполнены…
Сотни тысяч, даже миллионы беженцев, в панике бегущих из страны, из зараженных областей юго-запада и северо-востока, толпы беженцев, которыми никто не занимается, потому что мысль у всех одна – джихад, священная война с неверными. Беженцы в основном гуртовались возле дорог, границы везде были перекрыты, и не таможнями, а фронтами. Кто мог – уходил в Афганистан, – но и там уже создавали «завесу» – местные племена, совсем не обрадовавшиеся нашествию соседей, грабили и убивали их, мужчин в основном расстреливали, а женщин и детей брали в рабство. В Афганистане тоже бушевал мятеж, анархия, мутное, кровавое варево выхлестывало во все стороны, банды боевиков прорывались в Индию. Неспокойно было в зоне племен, которая по соглашению Дюранда должна была вернуться к Афганистану в девяносто четвертом, но так и не вернулась, и даже британцам уже становилось понятно, что, посеяв ветер, они теперь пожинают бурю. Афганистан постоянно бомбили, воинские части Ее Величества перекрыли Хайберский проход, пытались взять под контроль пустыню и Пандшер, в них стреляли, в том числе и в спину. А здесь, на дорогах к Тегерану, люди просто жили, сорванные безумием атомного маньяка с обжитых мест. Жили – и умирали…
По обе стороны дороги – автомобили, давно сожравшие последний бензин, тряпье, палатки из подручных материалов, просто навесы от солнца. Бегают дети, шум, вонь, загаженные испражнениями и гнильем придорожные канавы. Там же лежат расстрелянные – революционные гвардейцы не церемонятся.
Взгляды… Эти взгляды могли бы убивать, и так эти люди смотрели на них, воинов Аллаха, продвигавшихся под черным знаменем к эпицентру беды. Воины Аллаха, чтобы убить неверных, взорвали страну, сожгли ее атомным пламенем, уничтожили весь нехитрый быт, создававшийся этими людьми для себя, они сорвали их с насиженных мест и бросили умирать в пустыне. Вопреки устоявшемуся мнению – далеко не все готовы поддержать ислам, далеко не все готовы лишиться нажитого во имя торжества истинной веры – и это вызывает безудержную ненависть фанатиков, готовых положить на бесовский алтарь веры свои жизни и требующих от других того же…
Машины, на которых разъезжали боевики, отличались флагами – только не черными, а зелеными. Обычно это были большие, тяжелые машины, грузовики и самосвалы, не всегда военные, в кузовах которых стояли вооруженные до зубов люди, иногда эти люди стреляли в воздух. Была у боевиков и бронетехника, но не так много. Спецназовцы знали, что до сих пор держится крупнейший, узловой аэропорт региона, как военная, так и гражданская авиационная база – Мехрабад, хотя потери там составляли до девяноста процентов личного состава. Тем не менее Мехрабад, поддерживаемый с воздуха налетами бомбардировщиков и штурмовиков, держался, удалось наладить доставку туда боеприпасов, подкреплений и даже боевой техники. А вот база в Бушере была частично эвакуирована, потому что рядом море, и держать объект почему-то сочли нецелесообразным. В поддержке эвакуации участвовал линкор «Александр Первый», его шестнадцатидюймовые орудия главного калибра буквально смешали осаждавших с землей. На берегу остался только небольшой плацдарм, который успели подготовить в инженерном отношении – его держали для обеспечения будущей высадки.
Тем не менее Тихонов, да и Араб тоже, ехавшие в головной машине, начали ощущать беспокойство. Флагов с шахадой почти не было – только зеленые, с надписью «Аллах Акбар, Махди Рахбар», «Аллах велик», «Махди вождь». Это были шииты, а они были суннитами, многие говорили не на фарси, а на арабском. Они вполне могли сойти за воинов джихада из Афганистана, тем более что в русском спецназе специалистов по Афганистану тоже хватало, «легенда» прошла бы. Но в любой момент их могли остановить, мог начаться религиозный спор, а здесь такие споры обычно оканчиваются стрельбой.
Накаркали! Две машины, бортовая и самосвал, перегораживали дорогу, чуть в стороне стоял расстрелянный и обгоревший пикап, видимо, пытался прорваться на скорости, и их покосили из пулеметов. Пулеметы здесь тоже были, Араб насчитал целых три. И как назло один из боевиков вышел на дорогу, за неимением жезла махнул автоматом, приказывая остановиться.
Араб, сидевший за рулем, положил руку на рычаг коробки передач.
– Спокойно… – сквозь зубы процедил Тихонов, – останавливайся, мотор не глуши. Подъезжай ближе к грузовикам.
Боевик, держа руки на автомате, неспешно шел к ним. Араб видел, что, по крайней мере, двое из троих пулеметчиков целятся в них, третий, кажется, обкурился и ему все до лампочки.