– Да, старые друзья, – согласился Астрахан с Гошей. – Полковник Шейх собственной сучьей персоной. Совсем нас, вольных ловцов, прижал Ловчий клуб. С проводниками та же ситуация?
– Да как тебе сказать, бро. Мы ж как кошки. Ходим туда-сюда, всем польза, а вреда – никакого. На, пыхни, а то на тебе лица нет.
Данила отмахнулся. Нервы, отходняк после опасной драки, хочется говорить и говорить, обсуждать случившееся, размахивать руками, спорить… И ничего не понятно, ни-че-го. С какого перепуга Шейх? Откуда он вдруг взялся, ведь столько лет его не было видно и слышно! Почему он тут? Что Ловчему клубу надо? При чем здесь MAC?
Нет, последнее как раз ясно, ясней некуда: Сектор – это деньги. Железы – это биотин, вечная молодость. Государство в лице Министерства по аномальным ситуациям хочет наложить лапу на весь бизнес, так или иначе связанный с Сектором. И ведь наложит, дай только время. Возьми Шейх Данилу сегодня (при условии, что Мансуров его не убил бы по старой памяти) – и заставили бы подписать контракт, выдали лицензию. Тогда конец вольной жизни… Ну их к черту.
Момент, сделав несколько затяжек, успокоился. Он, впрочем, и до того не сильно нервничал. Вздохнул:
– Куда ты теперь добычу пристроишь?
– Идем побыстрее к трассе, поймаем бомбилу, – решил Данила, вставая. – Куда пристрою – мои проблемы.
Они поспешили вдоль разрисованного подростками бетонного монолита, слева высился каменный забор с колючей проволокой. Оглянувшись на металлические ворота позади, не сговариваясь, друзья ускорили темп: если там покажется джип Шейха – придется по стенам бегать. Вскоре забор закончился, и они свернули на захламленный пустырь.
Едва заметив два микроавтобуса с тонированными стеклами, Данила упал за кучей битого кирпича и повалил Момента, прошипев:
– Это их подкрепление. Да утихни ты, не ёрзай!
Данила приподнялся, выглянул из-за травы. Машины остановились. Кровь пульсировала в висках и отдавала набатом, но сквозь гул доносился шелест моторов. Вылезли двое бойцов, обменялись репликами, повернулись к двум упавшим беглецам. Неужели заметили? Не должны: далеко, и здесь трава высокая.
Оглядев окрестности, наемники расселись по машинам и укатили. Астрахан вытер пот. Можно сказать, пронесло.
– Бро, чего это они? Ладно, один псих, так их же толпа! Что это было-то? – прошептал Момент.
– Наезд. – Данила проводил взглядом микроавтобусы, сел и сплюнул. – Наезд Ловчего клуба. По-моему, это конец. Прошло время одиночек. Либо я под Ловчим клубом, либо с камнем на шее, и жрут меня рыбы. А третьего не дано.
Момент длинно и витиевато выругался, Данила продолжил:
– С этим чертом, Мансуровым, я служил, меня чуть не пристрелили по его вине, – он провел пальцами по шраму на лице. – Сейчас он, видимо, в Ловчий клуб подался, а клуб-то под МАСом. Жаль, раньше его не грохнул, а хотелось, ох как хотелось! И ведь мог!
– Да это я догнал, бро, я не догнал – добычу куда? – не унимался Момент.
– Барыг, видишь, щемят – опасно им сейчас работать. Наверняка большинство уже знает, что облавы начались, разбежались и залегли кто где. Теперь недели две-три никто носа не высунет…
– А железа моментом протухнет!
– Не успеет, – Данила вынул сигарету из пачки, щелкнул зажигалкой, затянулся и встал. – Придется папаше за бесценок отдавать. Давай завезем тебя домой, а потом я сразу к нему поеду. Он по-любому меня в гости приглашал.
– Но дальше-то что? – обиженно бормотал семенящий следом Момент. – Я ж тоже в некотором роде одиночка, правда, несколько другой специализации.
Данила прямо ответил, что дальше. Валить надо. Но куда? С каждым месяцем все больше одиночек уходят в клуб, а там свои порядки, жесткий график, новичкам неделями приходится очереди ждать и отстегивать некислый процент за лицензию на отлов. Из желез вытягивают биотин, который продают за миллионы и доморощенным местным буржуям, и на запад, а те, кто, рискуя жизнью, валит хамелеонов, имеют копейки. И раньше было несладко, а теперь вообще жизни нет. Скоро медосмотр заставят проходить.
Районы, прилегающие к Сектору, представляли собой зрелище жалкое: дворы загажены, штукатурка на домах облупилась, асфальт растрескался. В песочнице, поросшей травой, играли смуглые дети. Местные стараются переселиться подальше от Сектора, на юг, здесь же – рассадник гастарбайтеров. Нищета, убогость… И с питьевой водой напряженка: центр Сектора как раз на Московское море пришелся.
Данила сжал кулаки. Хрен вам! Лучше свернуть себе шею на задании или поймать пулю, чем всю жизнь ползать на брюхе.
Частника с машиной нашли возле рынка, превращенного в восточный базар. Насилу от назойливых торгашей отбились. Плюхнувшись на заднее сиденье такси, Данила назвал адрес Момента.
* * *
Объясняясь с вахтером, таким же помпезным, как новостройка, где обосновался папаша, Данила скрипел зубами и тихо себя ненавидел. Ненавидел пальмы и фикусы в подъезде, и картины, и проходящую мимо девушку – ухоженную, с гладким-прегладким личиком, с глазками жадными и цепкими. На зарвавшегося вахтера Данила старался не смотреть, разглядывал себя в огромном зеркале с золоченой рамой – боевой дворовый кот на выставке породистых: камуфляжные штаны заправлены в заляпанные грязью берцы, на майке – оскалившаяся химера, шрам на скуле, сломанный нос с заметной горбинкой, стылый взгляд. Сам бы такого не впустил, слишком волчье лицо, хищные глаза. От человека с такой внешностью ожидаешь, что он и поведет себя соответственно: почуял добычу, раздул ноздри, взял след, догнал, свалил на землю, впился зубами в глотку…
Поглядывая с пренебрежением, вахтер таки дал добро.
Папаша жил на седьмом этаже. Покидая сверкающий сталью и подсветками лифт, Данила попрал берцами стерильно чистый ковролин, зеленый, под цвет майской травы, и со всей накопившейся злостью затарабанил в дверь. Звонком он не пользовался принципиально.
– Подожди, – прозвучал недовольный папашин голос.
Данила скрестил руки на груди. Щелкнула соседняя дверь, вышла пара: холеный мужчина в пиджаке и блондинка в облегающем черном платье. При виде Данилы дама свела брови у переносицы и взяла кавалера под руку. Они побыстрее ретировались.
Наконец, любимый папочка открыл дверь, огладил черную седеющую эспаньолку и поджал тонкие губы. Кутаясь в рыжий махровый халат, буркнул приветствие и прошлепал в кухню. Данила, не разуваясь, направился за ним. В кухне пила кофе девица лет семнадцати, оценивающе оглядела Данилу и поправила соскользнувшую на плечо бретельку – грудь призывно колыхнулась под белым шелком, закинула ногу на ногу и улыбнулась, демонстрируя безупречность длинных ног. Старый хрыч по-прежнему бодр и не отказывает себе в удовольствиях.
Папаша зыркнул на нее:
– Танюша, тебе пора.
Она пожала плечиками, неспешно поднялась и, виляя бедрами, направилась в спальню.