Резо, который по своему обыкновению с вечера обкурился анашой, поначалу не понял, что происходит. К тому же его сбил с толку отчаянный вопль кого-то из чушков:
– Менты!
Резо спросонья решил, что в отряде проводится шмон, и кинулся разбираться. Следом за ним навстречу Кокану и его бойцам выскочили блатные.
Самого Резо не тронули, а подельников из его кентовки начали месить чем попало – металлическими прутьями, ножками от табуреток.
Резо прорвался к Кокану и схватил его за грудки.
– Что за дела?
– Все на мазях, ништяк! – весело ответил ему смотрящий четвертого отряда. – Я отвечаю в натуре.
Резо всегда отличался буйным нравом, но на сей раз кровь просто ударила ему в голову.
– Какой ништяк? – заорал он. – Что ты завариваешь?
– Отвали, Резо, а то хуже будет.
– Да я…
Резо едва успел замахнуться кулаком на Кокана, и в тот же момент получил сзади по голове удар ножкой табуретки. Его угомонил кто-то из блатных Кокана.
Резо, всплеснув руками, упал на пол. Зеки первого отряда, увидев, как быстро расправились с их смотрящим, потеряли всякую волю к сопротивлению.
Кокан подозвал к себе двух бойцов и кивком головы указал им на валявшегося под ногами Резо.
– Тащите его на дальняк. Я подвалю через пару минут.
Бойцы бросились выполнять его приказание, а Кокан стал мутить зеков первого отряда.
Он почти слово в слово повторил ту же речь, с которой обращался к своему отряду. Только на сей раз зеки получили водку и чай из запасов Резо.
Разморозив первый отряд, Кокан отправился на дальняк – в общественный туалет, располагавшийся в ночлежке – жилой зоне, за бараками. К его приходу бойцы успели так отмочалить Резо, что прежний смотрящий первого отряда был сейчас больше похож на окровавленную тряпку.
Но, несмотря на это, он еще был в сознании и даже что-то бормотал, шевеля разбитыми окровавленными губами.
– Что ты там бубнишь? – Кокан наклонился над Резо.
– Артур… Артур зажарит тебя живьем и съест.
– Что твой Артур? – засмеялся Кокан. – Старый пердун, у которого уже яйца отсохли.
– Он тебе… каркас на уши наденет… в жопу раскаленный прут засунет.
– Захлопни пасть!
Кокан зло, с оттяжкой, ударил Резо в голову носком ботинка. Тот захрипел, закашлялся кровью, перевернулся на спину.
– Гнида, – презрительно сказал Кокан. – Подохнешь тут в говне.
Он расстегнул брюки и помочился на поверженного противника.
– Теперь вы, – отходя в сторону, Кокан кивнул своим бойцам.
Гогоча, они повторили то же самое. Залитый мочой, кровью и слюной, Резо еще ворочался.
– Все, кончай его, – приказал Кокан.
Один из бойцов вытащил из кармана куртки свернутую в кольцо тонкую металлическую струну. Развернув ее, он прикрепил один конец струны к водопроводной трубе над парашей. На другом конце боец смастерил петлю.
– Может, просто заставим его гарнира похавать? – неуверенно предложил второй боец.
На фене похавать гарнира – означает съесть собственные или чужие испражнения.
Но Кокан резко махнул рукой.
– Я сказал – кончайте, слишком много ему чести.
– А как же его тащить? Зачушкуемся.
– Ничего, руки с мылом вымоешь.
Резо подтащили к параше под руки, приподняли и просунули голову в петлю. Потом один из бойцов затянул струну на горле Резо, и они с силой опустили его вниз.
Из горла Резо донесся сдавленный булькающий хрип. Он задергал ногами, руками попытался содрать с горла удавку. Бойцы принялись осыпать его страшными ударами.
Резо оказался крепким парнем. Да и анаша наверняка продолжала действовать. Чем сильнее его били, тем сильнее он дергался. Прошло не меньше пяти минут, прежде чем он затих.
Все это время Кокан стоял в нескольких шагах от места экзекуции и спокойно курил сигарету, поплевывая под ноги. Когда казнь закончилась, он бросил окурок в парашу и скомандовал бойцам:
– Пошли.
* * *
К утру вся зона была разморожена. Промка бастовала, мужики в отрядах пили водку и чифиряли, администрация утратила всякий контроль за происходящим.
Сил у хозяина хватало только на то, чтобы отгородиться стволами от бунтующих зеков. Отрицаловка рыскала по жилой зоне с металлическими прутами и заточками в руках.
Жестоко избивали всех общественников, да и просто случайно попадавшихся под руку.
Больше всех не повезло прапорщику Моргунчику. Другие военнослужащие конвойной службы успели спастись бегством. Моргунчик часа полтора провалялся возле барака и пришел в себя в тот самый момент, когда зона уже встала на уши. Его гоняли металлическими прутьями и палками по всей ночлежке.
Потом затащили на дальняк, сунули головой в парашу и стащили штаны. Моргунчик даже не пытался сопротивляться, зная, что в таком случае все может закончиться гораздо хуже.
Прапорщик ожидал, что его изнасилуют, но даже среди отрицаловки, испытывающей глубокую ненависть к представителям администрации, не нашлось никого из желающих пробить очко Моргунчику.
Ему воткнули в задний проход обрезок металлической трубы и, наградив прапорщика еще десятком-другим чувствительных ударов, бросили отдыхать на параше.
Еще несколько минут прапорщик трясся от страха и не осмеливался даже шевельнуться. На дальняке уже давно не осталось никого из зеков, а он все стоял на коленях над отхожим местом.
Наконец, убедившись в том, что тут никого нет, прапорщик Моргунчик осторожно приподнял голову и огляделся вокруг. По его лбу, вискам, щекам стекала вонючая липкая жижа. Вытащив дрожащей рукой из задницы кусок трубы, Моргунчик натянул на себя штаны и в ужасе отшатнулся.
На трубе висел труп бывшего смотpящего отpяда Резо. Его подогнувшиеся раздвинутые ноги полулежали на каменном полу.
Лицо покойника приобрело багрово-синюшный оттенок, выкатившиеся на лоб глаза с полопавшимися жилками были обращены куда-то вверх. Прокушенный язык вывалился изо рта, свисая пятнистым багровым галстуком.
Лишь присмотревшись к покойнику, прапорщик увидел тонкую металлическую струну, глубоко перерезавшую отекшее горло.
– Господи боже мой….
Моргунчик и сам не заметил, как его испачканная в деpьме рука машинально поднялась ко лбу, потом приложилась к животу, к правому, левому плечу. Прапорщик, прежде никогда не отличавшийся набожностью, несколько раз перекрестился и бросился бежать подальше от страшного места.
* * *
Обо всем увиденном прапорщик конвойной службы Моргунчик рассказал начальнику колонии полковнику Жуликову.