От чего умер Лазебный? Искажение? Или он, Данила, сделал что-то?! Но он же ничего не делал!.. Или делал — но не понимал? Или Лазебный сам подорвал себя?.. И кто теперь преследует его? Куда бежать, где скрыться от беспощадного, полного врагов мира?
Данила не слышал ничего, кроме стука крови в ушах. Он не разбирал, куда бежит, только прыгали вверх-вниз деревья настоящего, большого леса да пружинил мох под ногами, и казалось, что гонке этой, дикой охоте на Данилу Астрахана, не будет конца.
Какое-то смахивающее на обезьяну существо метра полтора ростом выпрыгнуло на него из зарослей и заклокотало глухо. Данила выстрелил на бегу, целясь в голову, — башка твари разлетелась ошметками.
Он перепрыгнул через труп и, пригнувшись, нырнул под елки.
Кочки высокие, крутые. Ветви цепляются за капюшон, за рукава. Ноги скользят на мокром от росы мху.
Данила наступил на гриб, грохнулся, съехал в низину, едва успев защитить лицо. Остро запахло осенним лесом, он перевернулся, на четвереньках побежал по оставленному ручьем извилистому следу между холмами.
Сочно хрустели раздавленные свинушки и сыроежки. Во рту стоял привкус крови. Мешало оружие, но Данила ни за что не расстался бы с ним — враги были кругом, враги ждали вон там и вон там тоже. Он в последний миг заметил круг будто вытоптанной кислицы и мутное дрожание воздуха над ним — верный признак гравицапы, искажения, которое расплющивает неосторожных в лепешку.
Выбрела навстречу очередная тварь, сонная, медлительная, размером с некрупную собаку. По пятнистой шкуре Данила опознал чупакабру — читал в кратком справочнике. Встав на одно колено, он выстрелил, и тварь мигом сдохла.
Дальше, дальше, дальше! Быстрее! Главное — выбраться! В Тверь, к людям.
А не ты ли сам убил Виталика? Может быть, ты убил и остальных? Тогда тебя ждут муки совести, менты и зона — реальная зона, с бараками и зэками. Если ты не сдохнешь раньше!
Вскочив, он побежал, прикрывая лицо от ветвей, и даже деревья пытались схватить, удержать, удушить его, паутина залепляла глаза, солнце слепило, блестела роса, ноги разъезжались.
А не ты ли сам убил их всех?
Залаяли собаки — совсем близко. Выбившись из сил, Данила остановился. Его шатало, кидало из стороны в сторону. Дыхание сбилось, горло драло холодным утренним воздухом, пот заливал глаза, и кололо в боку.
Враг близко.
Данила поднял перед собой пистолет. Ничего, он успеет выстрелить, обязательно успеет!
А не ты ли убил их всех? Провалил задание и убил своих товарищей? Выход есть. Выход рядом. И уже не будет страшно.
Рассмеявшись безумным смехом, Данила опустился на колени. Силы оставляли его, но должно же их хватить на один-единственный выстрел, всего на один.
Часто и прерывисто дыша, капитан Астрахан зажмурился, сунул ствол в рот, языком ощутил кислый холод металла. Вот и всё.
Собака зашлась хриплым лаем, почуяв дичь. Женщина крикнула:
— Вот он!
Данила попытался выстрелить. Палец, слабый, будто чужой, не слушался. Он старался изо всех сил, он даже открыл глаза, чтобы видеть лица врагов, оскаленную морду рыжего пса, перекошенный рот женщины.
А потом стало темно, и Сектор исчез.
* * *
В лесу что-то глухо ухнуло, как граната взорвалась. Влада встрепенулась и замерла. На нее налетел Гриф; отшатнулся, виновато закрутил гладкой, как яйцо, головой на тонкой шее, нервно повел плечами.
Грохнуло рядом, сразу за паранойкой. Поубивали они там друг друга, что ли? Или один замочил второго? Искажение, как назло, имело приличный радиус. С некоторыми искажениями так бывает: энергетическое ядро — несколько десятков сантиметров, не больше, а пространство, накрытое его действием, может быть метров до пятисот. Обходить пришлось по болоту, Влада шагала впереди всех, прощупывая палкой почву, чтобы в трясину не затянуло. Бурая жижа хлюпала под ногами, просачивалась сквозь шнуровку берцов. Позади тихо переговаривались:
— Так и знал, что новый командующий армейскими патрулями, которые в Твери, самовольничать начнет, чтобы выслужиться, — сказал Свен и сплюнул. Глаза у него ввалились и покраснели, нос заострился. Такие лица бывают у тех, кто при смерти. Из сильного мужчины будто разом выпили жизнь.
— А то! — отозвался Гриф.
Когда Фидель только перебрался в Сектор, а Влада открыла благотворительный фонд, Гриф умирал от острого лейкоза. Тогда его звали Александром Никоновым, он был единственным сыном преподавательницы английского. Она была давней знакомой Фиделя, так что Саше первому достался благотворительный курс лечения. Парень выздоровел, а волосы, выпавшие от химиотерапии, так и не выросли. Зато Сектор поселился в Грифе и привел его в лагерь Фиделя. Из «дееспособного» населения он был самым молодым.
Влада надеялась, что Свен прав. Тогда все просто: отцу следует передать весточку человеку в МАС, который крышует лагерь Фиделя, и самодура быстро поставят на место. Но интуиция подсказывала, что не все так просто и радужно.
Когда болото закончилось, собаки вопросительно уставились на Владу, она указала вперед и побежала. Автомат бил по спине, подгоняя.
Юна и Барон, исчезнув в пролеске, залаяли. Неужели догнали? Влада зажмурилась, ожидая грохота выстрелов и визга, но нет, собаки смолкли и наступила тишина. Подбежав ближе, девушка услышала чавканье и уханье, в нос шибанул слабый сероводородный дух.
— Вырвиглотки! — проговорил Свен, прищурив льдистые глаза. — Что делать? Отступаем? Я против.
Вырвиглотки — небольшие твари, что-то среднее между крысой и лисицей, и в отличие от остальных порождений Сектора даже симпатичные. Они всегда нападают стаями. Если стая большая, спасти могут лишь огнемет и граната, брошенная вовремя, потому что, почуяв кровь, вырвиглотки звереют и атакуют с яростью берсерка.
Влада перешла на шаг и, отстегнув от пояса гранату, крикнула:
— Барон, Юна, ко мне!
Облаяв напоследок вырвиглоток, собаки вернулись. Странно, что твари на них не напали. Наверное, у вырвиглоток есть чем поживиться. Уж не врагов ли терзают?
Вырвиглотки были заняты: гукая, они облепили труп и жрали, чавкая, хрустели перегрызаемыми костями. Труп лежал на спине, носки берцов смотрели в разные стороны. Судя по разбрызганной вокруг кровище и ошметкам плоти, в него выстрелили из РПГ.
— Ложись! — скомандовала Влада, метнула гранату и упала в мох, заткнув уши.
Громыхнуло. Отряхнувшись, она встала — вырвиглоток разметало по поляне, три посеченные осколками твари уползали в кусты, а труп… Комок тошноты подступил к горлу, и Влада отвернулась, но обглоданное лицо с торчащими скуловыми костями стояло перед глазами.
— Ох ты ж… — пробормотал Сухов, бывший полицейский, присаживаясь возле трупа на корточки.