— У меня есть защищенный от ЭМИ спутниковый телефон для связи с Ротмистровым, — сказал Фидель. — А что до второго вопроса… Дон, вы, то есть ты поможешь. Мы выманим Ротмистрова, а ты поможешь мне забрать Владу.
— Так. — Дон качнулся с пятки на носок. — Так… Это уже что-то более похожее на план. Парень, показывай, что у тебя здесь есть.
У Момента было много чего. Он доставал контейнер за контейнером, пояснял. Глаза его, впервые с утра, заблестели: Гена был близок к цели. Он выбирал, чем убьет Умара.
Были «сувениры», действующие при непосредственном контакте с человеком или вблизи от него. Например, та же облегчалка (Данила отобрал у Момента две штуки и сунул в рюкзаки) или берсерк, известный еще как адреналинка — небольшой, багрового оттенка кристалл, который Момент взял длинными, похожими на каминные щипцами. Берсерк у Момента был заначен всего один. Штука, конечно, полезная, но опасная: боевая ярость хороша в меру, а Данила вообще всегда был за холодный расчет.
Дон подумал и велел спрятать берсерк от греха. Никто не собирался переть с ручной гранатой на танк и голыми руками разрывать роту спецназа.
Потом Момент извлек контейнер с прозрачным шипом внутри. О, знаменитая даже за пределами Сектора штука! Хотюн, он же, если по-научному, провокатор неконтролируемого сексуального влечения. В одежду воткнуть — и человек ни о чем, кроме этого влечения, думать не сможет, пока не реализует. Когда Момент объяснил, что это, Данила его высмеял. Во-первых, поди подберись к врагу так, чтобы воткнуть шип. Во-вторых… ну зачем? Чем озабоченный Ротмистров будет лучше обычного Ротмистрова?
Другой вид «сувениров», вроде депресуна, действовал на человека при вдыхании. Момент выгреб с полки банки паранойки, того же депресуна, потеряшку.
Потеряшка — штука хорошая, от нее у жертвы полностью пропадает ориентация в пространстве и времени. Но с потеряшкой, как с газовым баллончиком, необходима осторожность: не умеешь обращаться — лучше не трогай, легко в себя попасть. Данила один раз видел: бежит девица, вся такая на каблуках, в кого-то пытается из баллончика брызнуть. А ветер — прям ей в лицо… ну и плакала барышня горючими слезами в итоге.
Однако самое страшное, что нашлось в запасах Момента, — яйцо. Есть такое пакостное искажение в Секторе — тлен. Человек в нем натурально стареет на глазах и умирает. А яйцо, если его разбить, точно так же действует. Оружие массового поражения вроде зарина или атомной бомбы. Хорошо, радиус действия у яйца небольшой… Но Данила не стал бы его применять. А вот Дон с Фиделем оживились, обрадовались. И Момент сунул яйцо в рюкзак.
Следом за самыми известными пошли редкие «сувениры», из редких искажений добытые. Момент поднял склянку — бережно, двумя руками. В ней мерцал невесомый пух схруста, такой хрупкий и красивый… как тела людей, попавших в него. Брось пухом в человека — его перекорежит, смешает со всем, что рядом, одежду вовнутрь вомнет, наизнанку вывернет обувь.
Комок липучки. Вроде засохшего клока водорослей — пожухшие ломкие нити. Стоит им оказаться рядом с человеком, почуять тепло и влагу его кожи — присосется, не оторвешь. Липучка сразу нальется соками, оплетет тело, и кокон еще какое-то время подрыгается, кормя ее. Липучка в Секторе водится ближе к Глуби и только с северного берега Московского моря, растет колониями, из-за чего ее иногда причисляют к искажениям. В продажу мало поступает — нет желающих за ней лезть.
В общем, много чего было у Момента, и каждую цацку он комментировал, показывал собравшимся — кивал Дон, ежился Фидель. Дон изредка интересовался ценой, записывал, чтобы потом купить непригодившееся.
Данила утомился, голова стала тяжелой. Поспать бы. Всю ночь бегал, потом хоронил Гарри, потом нервничал, пытался усвоить новую информацию — боец из него сейчас был аховый. Момент наконец угомонился, отобрал самые нужные цацки, упаковал бережно, чтобы никому раньше времени не причинили вреда.
— Нужно решить, где вы встретитесь с Ротмистровым, — сказал Дон. — Не на заводе же — там его территория. Людей я дам, хотя сам не поеду. Предложения?
Данила очнулся от тяжкого забытья (кажется, он успел задремать с открытыми глазами). Планировать операцию предстояло ему.
Итак, какой у нас расклад сил? Люди Дона, оружие, «сувениры», Фидель с двумя товарищами. Самое логичное — устроить «передачу заложников» на открытом месте. Чтобы при этом минимум прохожих и чтобы снайперам было где засесть.
О месте поспорили, Данила настоял на стадионе «Лужники», главном поле. Риск, конечно, только лучше все равно ничего не придумаешь. Он обрисовал примерный расклад собравшимся:
— Три команды на трибунах. Делим на сектора по сто двадцать градусов. В каждой команде — один снайпер, один пулеметчик, два-три штурмовика. Им надо занять позиции за два-три часа до начала операции. Стрелять только после меня. Это важно. Первый выстрел мой, понятно?
— Я понял, — отозвался Фидель. — Ладно, вам виднее, Данила. Я, сказать по правде, невысокого о вас мнения… Вот зачем вам мне помогать?
— Во-первых, Влада и вы — единственные свидетели того, что я делал в Секторе… Во-вторых, Федор, мне нравится ваша дочь. Влада — хорошая девочка и… ну да, боевой товарищ. Жизнь мне спасла опять же. Она с нами шла добровольно. То есть сначала не очень добровольно, а вот из Твери мы уже выбирались сообща. Она хотела вам помочь, поставить на место Ротмистрова. У нас общая цель, если хотите.
— Хочу? — переспросил Фидель. — Наверное, хочу. В конце концов, вместе легче.
— Встречу назначайте на утро, — посоветовал Дон. — Сегодня все слишком устали, а переночевать можно у меня. Собаку тоже можете в моем доме оставить. Собак я люблю, а тащить с собой на дело этого пса нет смысла.
Фидель поднялся в избу, вытащил спутниковый телефон — здоровенную, как универсальный пульт от телевизора, трубку. Выдвинув антенну, набрал номер.
Все, затаив дыхание, ждали. А вдруг не ответит Ротмистров?..
— Алло? — заговорил Фидель. — Генрих Юрьевич?.. Да, Федор Костров… Генрих, я насчет Влады. У меня есть предложение…
Москва, Лыткарино, «Лужники».
Трясет. Болит в груди. Тесно.
Влада разлепила веки и обнаружила себя зажатой между двумя лбами в машине, причем в машине стремной — то ли в «копейке», то ли в «шестерке». На запястьях — наручники. Похищение. Во второй раз. Если б она смотрела кино, посмеялась бы, но сейчас было не до смеха. Один из лбов — блондин с массивным подбородком, тот самый, что был в свите Дона — повернул голову и велел:
— Не рыпайся, а то будет больно.
Как все просто. Предательство? Или этот скандинав изначально работал не на Дона? Шпион, то есть «крот»? Вот добыл ценный трофей и везет хозяину. Если трофей начнет дергаться и доставлять неприятности, его можно немного помять. Но совсем чуть-чуть, чтобы не испортился. Влада понимала, что она — не человек для них, а разменная монета. Дама треф, не козырь, но карта солидная. Потому разговаривать с ними, взывать к их совести, жалости, отцовским чувствам бессмысленно. Она — просто объект, товар в их делах, а товару разговаривать не положено.