Второй дернулся и схватил лежащий на моторном отсеке автомат. Тот самый, который показывают в фильмах про войну. МП. Правда, я не видел, какой — танкист наполовину закрывал его локтем, не давая понять, тридцать восьмой он или сороковой. Хотя мне любого хватит.
— Нихт шизен! — закричал я тоненьким голосом. — Айм сдаюсь. Это… как его? Их капитулирен. Арбайтн, — показывал я на танк, имея в виду, что могу помочь.
Из пятерых вооружены были трое, у двоих пистолеты и у одного автомат. Кстати, у командира оказался, ни много ни мало, а самый настоящий революционный маузер в деревянной кобуре.
— Ком. Ком, — подзывал к себе рукой командир танка. Я быстро подошел, стараясь не спровоцировать автоматчика. Вооруженные пистолетами немцы хоть и схватились от неожиданности за оружие, но и не вытаскивали, оставив кобуры открытыми.
Что мне не понравилось, так это то, как один из немцев, квадратный блондин, смотрел на мой термос.
«Какой же я идиот! На нем же свастика! Ну почему я не оставил все в лесу?!» — мысленно попенял я сам себе.
Автоматчик палец со спускового крючка убрал, я отчетливо видел это, но рука осталась на ложе, так что дать очередь для него — секундное дело.
— Снэмайт, — сказал командир на плохом русском, указав пальцем на мои вещи.
Я быстро скинул вещмешок, положил рядом чехол с биноклем и стал возиться с пряжкой ремня, стыдливо поглядывая на немцев, мол, «вот никак не снимается».
За что я себя похвалил, так это за то, что выхватить пистолет можно было только левой рукой, то есть рукоятка была повернута именно в ту сторону. Сделал я это, потому что кобура на моем правом боку была отчетливо видна. Сам сдвинул, так что если я потянусь левой, они должны были среагировать не сразу. Это по идее, а как будет, узнаем сейчас.
— Никак! — сказал я, изобразив на физиономии крайнюю степень огорчения.
На лицах немцев появились ухмылки. Один из них отвернулся и стал рассматривать звено на гусенице.
Левая рука скользнула назад, правая же продолжала возиться с пряжкой, отвлекая внимание.
Что ни говори, но немцы среагировали с похвальной быстротой. То, что они прощелкали, как я тянусь за пистолетом, можно списать на то, что они не воспринимали нас всерьез, и первые дни войны подтверждали их мнение, так что в Вермахте просто не считали нас противниками.
Первым среагировал тот самый квадратный, метнувшись ко мне. Он же и получил первую пулю.
Стрелял я от бедра, поднимать оружие на уровень лица и прицеливаться у меня банально не хватало времени, так что это был единственный выход.
Выстрелив в квадратного, я быстро перевел ствол на автоматчика и тремя пулями свалил его на землю. Как ни странно, но квадратный помог мне. Немного, но и этого хватило. Дело в том, что автоматчик успел нажать на спуск и, дергаясь от попадания пуль, падая, повел стволом автомата в сторону и прошелся по ногам стоящего рядом танкиста. Выстрелив в третьего и четвертого, я выстрелом в грудь добил подранка, держащегося за ногу. Командир танка с похвальной быстротой нырнул за машину. Обежав ее, я увидел танкиста метрах в десяти, он на бегу пытался вытащить маузер из кобуры. В пистолете оставалось два патрона. Тщательно прицелившись, я выстрелил в него с пятнадцати метров. Немец споткнулся и пошел на заплетающихся ногах, бежать он уже не мог.
Снова выстрелив ему в спину, увидел, как танкист дернулся, но, к моему изумлению, не упал, правда, шататься он стал сильнее.
— Да сдохнешь ты, сволочь, или нет!!! — возмущенно заорал я, перезаряжая пистолет.
Третья пуля выбила фонтанчик крови на спине немца и свалила его на колени, однако он продолжил ползти:
— Да что ж это такое???
Гитлеровец затих только после пятого выстрела.
Зарядив третий и последний магазин, я побежал собирать хабар.
— А я думал, ты действительно сдаваться идешь. Думал, все, сейчас шлепну гаденыша, а тут вон оно как, — раздался вдруг сзади чей-то смутно знакомый голос.
Держа в руках снятую кобуру с маузером, часы и документы командира, быстро обернулся. У танка стоял сержант Слуцкий и чуть насмешливо смотрел на меня. Из близких кустов выглядывали еще два знакомых лица.
— Вот так всегда, только добуду трофеи, так сразу толпа набежит, — только и сказал я от неожиданности, услышав в ответ громкое ржание. Смеялся сержант, смеялись парни, смеялся я. Это была какая-то психологическая разрядка после такого трудного и тяжелого дня.
«Стоп. А ведь они все видели от начала до конца! И не помогли? Что это значит? Проверка? Свой-чужой? О-о-очень интересно!» — Я перестал смеяться и с подозрением посмотрел на сержанта.
Видимо, мои мысли отразились на лице, потому что сержант подавил улыбку и, серьезно посмотрев на меня, спросил:
— Удивляешься, почему не помогли? Строгов да и Тонин считают, что ты не тот, за кого себя выдаешь, даже подумывать начали…
— Что я на немцев работаю?
— Ну да. Думаю, сейчас подозрения на этот счет рассеются, но кто ты, все равно не понятно. Ты, конечно, извини, но твоя версия шита белыми нитками. Так-то.
— Непонятно. Если бы я наврал, то все бы поверили, да? Но я сказал чистую правду, как бы она нелепо ни звучала. Прими это как данность.
— Ладно, не до этого сейчас, уходить надо. Ты зачем вообще на них напал? Только не надо мне говорить, что из-за оружия, — кивнул он на маузер.
— Жрать охота, — честно сказал я, вызвав новый смех в кустах.
— Хороший ответ. Ладно, собираемся, отходим. Демин — на стороже, остальным — собирать трофеи.
Из кустов вышли трое бойцов, двое из которых мне были хорошо знакомы. Один встал посередине дороги и активно закрутил головой, прислушиваясь. Другой принялся собирать оружие у лежащих танкистов, а последний — незнакомый — полез в танк. Документы всех немцев я забрал себе, убрав их в планшет, как и две из десяти банок тушенки и одну пачку галет. Также мне досталась одна фляжка со шнапсом — не пить, для дезинфекции раны.
Оружие — три автомата, пистолет и снятый с классической «тройки» пулемет — они забрали себе. Видимо, сержант посчитал, что маузер и так ценная добыча. Я в принципе был не против, и так хватало тяжести таскать на себе.
— Ты ранен? — спросил сержант, увидев кровь у меня на спине.
— Да. Осколок пробороздил спину. Рана не глубокая, просто неприятная, постоянно беспокоит при резких движениях.
— Перевязался?
— А как? Не видно же. Если только поможете?
— В лагерь придем, а уж там, — согласился Слуцкий, потом развернулся к танку:
— Упырев, что там? — крикнул он продолжавшему возиться внутри бойцу.
— Сейчас, товарищ сержант. Тут еще гранаты есть и гармонь.
И действительно, через некоторое время он одну за другой подал гранаты, аж десять штук, а потом и аккордеон. Одну из гранат я немедленно прибрал себе, как и музыкальный инструмент.