— Ага, уже интересно. А боезапас?
— К пулеметам по диску было, но мы их с собой забрали, когда уходили, стало быть, нет. А снарядов всего семь, и пять из них бронебойные.
— Н-да? М-м-м. Лазарев, ну-ка спроси у немца, на аэродроме зенитки есть?
— Нет, товарищ лейтенант. Только два пулемета, — ответил он, поговорив с пленным.
— Тоже не обрадовал. Но делать нечего. Гусеницами поработаете. Если что, мы сзади из карабинов прикроем. Так, все в машину! Иванов, давай в кабину, дорогу показывать будешь.
Задним ходом выбравшись из кустов, я стал крутить баранку по указаниям сержанта.
Нам повезло, танк еще не нашли.
Следуя указаниям вылезших из кузова бойцов, я задом подогнал грузовичок к корме танка. Иванов, выпросив у меня фонарик, уже суетился у машины. Пару раз луч света освещал ее, но я никак не мог определить тип.
— Стой-й-й!!! — заорали снаружи, и не успел я нажать на педаль тормоза, как грузовичок с хрустом врезался в танк.
— Нормально. Борт только поломали, — сказал Иванов, когда я выпрыгнул из кабины на поломанные ветки, хрустящие под ногами.
— Ни дня без аварии, — хмыкнул я под шум из кузова — бойцы с летчиками кантовали бочку к корме, где Крапивин уже открыл баки и разматывал шланг.
— Слушай, сержант, что-то не разгляжу, что за танк? — спросил я у Иванова.
— БТ-5. Обычный, не командирский, — пожал он плечами в ответ.
— А, понятно. Я не разглядел в темноте.
Пока горючее по шлангу заливалось в бак, Иванов куда-то делся с одним из бойцов, но скоро они вернулись с несколькими предметами в руках. Оказалось, они сняли замок и прицел с пушки, когда уходили, и сейчас возвращали все на место.
Заправив танк, мы согласовали маршрут движения и поехали по дороге.
План был такой. После захвата аэродрома мы с Карповым улетаем к своим на «мессерах», пленный говорил, что там именно они, а остальные крушат все, что осталось, и прорываются к своим. Благо опыта у Иванова в этом было немало. Экипаж Ламова уходил вместе с ними. Конечно, не хотелось бросать парней, но и оставаться с ними, когда была возможность быстро перебраться к своим, тоже не дело. Мы — летчики и больше пользы принесем в небе, мы не пехота, не тому обучены.
Первым ехал я, за мной, отстав на сто метров, танк Иванова, светя чудом уцелевшей фарой.
Бойцы в кузове были наготове, держа в руках гранаты и карабины. Маузер свой я отдал Карпову. Фельдман не подавал признаков жизни, странный он был какой-то. Рану у Лазарчука посмотрел невнимательно, да и откуда он взялся, непонятно. Бойцы его не знали, познакомились с ним, только когда их избитых и безоружных вели в село. Там, на окраине, и повстречали Фельдмана, которого конвоировал всего один солдат. Очень странный военврач. Я на всякий случай посоветовал Ламову присмотреть за непонятным доктором.
— Фонарик светит впереди, — вдруг сказал Карпов.
— Да, вижу. Похоже, дорожный пост фельджандармерии.
— Что делать будем?
— По обстоятельствам, узнать надо, сколько их. Стукни нашим.
Карпов пару раз с силой ударил по потолку. Мы уже проверяли, звук отчетливо был слышен в кузове, так что бойцы предупреждены.
И судя по тому, что машина начала заметно раскачиваться, они приготовились к бою. В брезенте над кабиной была прорезана щель, так что парни могли наблюдать за дорогой впереди.
— Пятеро вроде… Нет, точно пятеро. Все с бляхами. Мотоциклы, пулеметы, многовато их.
— Эффект неожиданности. Бей пулеметчиков, — скомандовал я, останавливаясь по требованию старшего поста.
Не успел я сползти на пол, как загрохотали выстрелы и стали рваться гранаты.
— Что, все, что ли? — спросил я, старясь переорать рев двигателя подъехавшего вплотную танка.
— Все! — ответно крикнул мне Карпов, заглядывая в кабину через открытую дверь и протягивая мне мой маузер рукояткой вперед.
Взяв его, быстро проверил, сколько осталось патронов, и вылез наружу.
— Не везет тебе, Камов, — сказал я бойцу, увидев, что Фельдман перевязывает ему вторую руку.
— Бывает, товарищ лейтенант, — морщась, ответил он.
— Ну-ну. Что там у нас с трофеями?
Нашими трофеями стали три карабина, два автомата, два пистолета и пулемет, снятый с коляски. Мотоциклы мы не тронули, только горючее слили — все равно на них никто не умел ездить.
До аэродрома осталось километра четыре, тогда вперед вышел танк Иванова.
Уже рассветало, когда мы ворвались на взлетное поле, описанное нам пленным.
Бухнула пушка, и мешки с песком раскидало в стороны. Пулеметное гнездо заволокло пылью, загрохотал пулемет, установленный на кабину, из-за чего мне пришлось остановиться, чтобы пулеметчик, стрелок-радист из экипажа Ламова, смог спокойно работать.
Из палаток, как тараканы, полезли немцы — неодетые, но с оружием в руках. Почти сразу они падали под убийственным огнем. Что-что, а с пулеметом младший сержант Морозов работать умел классно, что сейчас и демонстрировал. Вот палатки заслонил танк, принявшийся сминать и давить их.
Я снова сполз на пол и в перестрелке не участвовал.
— Ты чего? — не понял Карпов, вставляя в пистолет второй магазин.
— Предпочитаю не рисковать понапрасну. Для боя на земле есть пехота, вот пусть она и работает, не буду мешать.
— Да? Ну трусом тебя не назовешь, конечно, но все равно странно.
— Это не трусость, а логика. Если моя помощь нужна, я помогу, а нет, то рисковать собой не буду. Место моей битвы — небо.
— Ну ладно, просто когда еще выпадет возможность пострелять из пистолета по настоящим немцам! — ответил сержант, выпуская второй магазин.
— Я уже настрелялся.
Из кузова попрыгали бойцы и под командованием Ламова двинулись вперед, проверяя живых и мертвых.
— Нормально. Шестеро ушло в лес, но остальных мы уничтожили, — доложил подошедший к машине Ламов. — Что с самолетами будем делать? Мы их, как ты и просил, захватили целыми.
— Как что? Конечно, улетать отсюда! Жалко, конечно, что это не транспортник, как тот, что мы в прошлый раз угнали, но и это хлеб.
— Транспортник? — улыбаясь, спросил он.
— Что? — спросил, я замедлив шаг.
— Ты туда посмотри! — кивнул он на силуэт, накрытый, как и «мессеры», маскировочной сетью.
— «Шторьх», — узнал я маленький штабной самолетик.
— Ага, там у крайней палатки полковничий френч лежит, похоже, вчера прилетел, тут и заночевал, — пояснил Ламов.
— Тогда мы с Карповом на «мессерах», а вы — на «шторьхе». Как тебе такая идея?