Майор повернулся к двери и замер.
Прямо напротив него стоял мрачный мужик. В правой руке у него был револьвер с каким-то набалдашником на стволе.
— Кто вы такой?! — рука фон Бюлова дернулась к кобуре. — И что вы тут делаете?!
— Не надо кричать, майор. И не хватайтесь за пистолет, а то я буду вынужден вас застрелить. На револьвере глушитель, и выстрела часовой не услышит. Сядьте! И не надейтесь на своего денщика, он уже спит.
— Спит?
— Ага. Вечным сном. Коим можете вскорости заснуть и вы…
— Вы хотите меня запугать? Не выйдет! Я уже много повидал в жизни и смерти не боюсь.
— Значит, соображать научились. Уже хорошо. Сядьте, майор! Не испытывайте мое терпение. Мне нужно с вами поговорить. А пистолет ваш я пока заберу.
Фон Бюлов медленно сел в кресло.
Его собеседник присел на стул, еще не остывший после сидевшего в нем ранее обер-лейтенанта.
— Изучаете рапорт? — стволом револьвера показал он на стол. — Разрешите полюбопытствовать?
Майор молча толкнул в его сторону лист бумаги.
— Благодарю. Так… ага… хм, тридцать человек? Однако…
Он вернул лист бумаги на стол.
— В данном документе есть ошибка.
— Там их много.
— Я имею в виду нечто иное. Там неправильно указано количество нападавших.
— Хотите сказать, что их было больше?
— Ненамного. Но дело не в этом. Непосредственно бой вели всего два человека. Остальные играли роль оцепления. Чтобы никто не сумел убежать.
— Не понимаю вас. Оцепление? Зачем?
— Я уже сказал вам, чтобы никто из окруженных не сумел убежать.
— Но… почему?
— Экзамен сдавали.
— Что?!
— Вы когда-нибудь слышали о подразделениях специального назначения НКВД?
— Нет.
— Возможно. Тем не менее они есть. Так уж вышло, что ваши солдаты подвернулись им под руку, когда они направлялись для сдачи экзамена. Имеется в виду экзамен на тему «Штурм противника в населенном пункте». Вот и решили далеко не ходить. Этот дом или другой — какая разница?
— И вы хотите сказать, что все это сделали два человека?
— А что ж тут такого невероятного? В истории нашего подразделения были бои и посерьезнее. Двадцать человек взяли штурмом укрепленный дом, оборонявшийся батальоном солдат. И потеряли всего четверых.
— И что вы хотите от меня?
— Понимания, господин майор. Вы ведь солдат?
— Да!
— Я тоже. Пусть вас не смущает этот наряд. По званию я даже старше вас. Не мог же я идти по городу в советской военной форме? Нет, не сомневайтесь, дошел бы все равно. Только вот спокойного разговора не получилось бы.
— Что вам нужно?
— Вы можете указать в своем рапорте, что нападение было совершено регулярной частью войск РККА?
— Могу. А зачем? Что это даст мне или вам?
— У вас не будет основания подвергать репрессиям местное население. Оно не отвечает за армию. Партизаны — другое дело. Но их в деревне не было.
— Но полицай…
— Подпишет то, что вы ему скажете. Он же не совсем еще выжил из ума?
— Вы его видели?
— Нет. Хотите, чтобы и его я навестил? Без проблем.
— Допустим… а мне от этого какая польза?
— Большая, господин майор. У вас тыловые части, не предназначенные для борьбы с профессиональными диверсантами или регулярными частями Красной армии. Вот увидите, к вам будет мало претензий со стороны руководства.
— Но есть еще и пострадавший немецкий офицер… Он сын влиятельного человека. И он не оставит без последствий выходку этих… девиц.
— А-а-а… вот вы что имеете в виду. Можете про него забыть. Досадное совпадение, не более.
— Он будет жаловаться!
— Не будет.
— То есть?
— А он уехал.
— Куда?
— Не знаю. Но слишком далеко, чтобы суметь оттуда пожаловаться на вас.
— И… когда же он… уехал?
— Два часа назад. Часовой у его дома может это подтвердить.
Фон Бюлов побарабанил пальцами по столу.
— И вы хотите меня уверить, что эта деревня вам безразлична?
— Скажем так, господин майор, мне бы очень не хотелось, чтобы ее жители как-то пострадали. Я обладаю весьма плохим характером и неважной памятью. Могу и забыть то, что некоторые люди непричастны к происходящему. Правда, здоровье у меня крепкое и сил хватает. Так что добраться в своей зловредности и забывчивости могу достаточно далеко. Даже и в Рейх… да и не один я тут такой…
— Ну, если вы гарантируете, что капитан Краевски не напишет жалобы…
— Не напишет.
— Тогда… я готов принять вашу версию событий…
— Отлично! — мужик встал со стула. — Ваш пистолет, без патронов, разумеется, будет лежать на крыльце. Денщик, пьяный в стельку, лежит на кухне.
— Он… жив?
— Будет жить. Меньше надо пить, тогда и ноги не будут на ровном месте подворачиваться. Засим разрешите откланяться. Прощайте, господин майор…
Стукнула дверь. Фон Бюлов посидел еще некоторое время за столом, поднялся и вышел на крыльцо. Прямо под ногами лежал его «вальтер». Сунув его в карман, майор окликнул часового. Тот подбежал, придерживая карабин.
— Слушаю, герр майор!
— Кто-нибудь подходил сейчас к дому? Или отходил от него?
— Никак нет, герр майор!
— Ты точно в этом уверен?
— Я не отходил от крыльца более чем на пятнадцать шагов, герр майор! С той стороны ходит второй часовой!
— Свободен… — фон Бюлов вернулся в комнату. Сел за стол и пододвинул к себе чистый лист бумаги. Надо было писать рапорт…
Пройдя темными улицами до окраины, я выбрался из города. Нет, явно тут немцы какие-то квелые стоят. Патрули ходят только в центре, на окраинах их почти что и нет. Хотя… Что в этом городе охранять? Железной дороги тут нет, значит, нет и станции. Хилый заводик на окраине военного значения явно не имеет. Ни немцам, ни партизанам он особенно и не нужен.
Отмахав по дороге около километра, сбавил ход и стал приглядываться к кустам. Ага, вот! Свернув с дороги, я углубился в лес. Не прошел и ста метров, как был остановлен щелчком затвора.
— Тихо-тихо, дядька Хрисанф! Это я!
— Фу ты… я уж думал, что тебя там… того… задавили уже.
— Не выросла еще такая давилка у фрицев! Как там наш клиент?