Елизаров отрицательно покачал головой.
— Масштабы другие.
— Допустим. Но какую-то часть работы вы можете взять на себя. Поднимите ваши старые связи — с тем же Дустумом…
— Для этого необходимо лететь в Афганистан.
— Слетайте, — энергично предложил Крючков.
— Мы еще как следует не отладили механизмы наших операций с морфином. Мне нужно присматривать здесь за хозяйством.
— Я согласен, но, Михаил Константинович, это не наш размах. Еще две-три поставки — и механизм заработает как часы. Копить деньги на счетах в швейцарских банках бессмысленно. Деньги должны работать, а не кормить альпийских гномов. У них и так капиталов достаточно, а одна-две сделки с оружием могут обеспечить нам вполне комфортные условия проживания на Западе на несколько поколений вперед. Вы ведь хотите обеспечить своих детей?
— У меня нет детей. Вам об этом хорошо известно.
— Будут, — убежденно сказал Крючков. — Не век же бобылем ходить…
— Это еще неизвестно. Если задуматься, я сам пока не жил как следует, только воевал… и учил воевать других.
— Михаил Константинович, я вас что-то не узнаю, — закуривая, сказал Крючков. — Вы всегда производили на меня самое благоприятное впечатление своей исключительной жизненной энергией и, я бы даже сказал, оптимистическим взглядом на жизнь. А сейчас в ваших словах слышится малопонятный мне скептицизм. Вы случайно не устали?
— Нет, — односложно ответил Елизаров и, следуя примеру своего шефа, прикурил сигарету.
— Как же так? Ведь еще несколько недель назад, когда мы только начинали операции с нашими афганскими коллегами, вы были спокойны и уверены в себе.
Даже крупная неудача во время одной из операций не вывела вас из равновесия. Елизаров удивленно поднял глаза.
— Кажется, вы согласились с тем, что это всего лишь мелкая накладка?
— Хорошо, не цепляйтесь к словам, Михаил Константинович, — нудно сказал] Крючков. — Перед нами открываются блестящие перспективы, мы можем расширить дело, вырваться из круга простых исполнителей, стать настоящей элитой. А вы хандрите.
— Элита? — скептически хмыкнул Елизаров. — Кем я только не был, но вот элитой еще не приходилось.
— Да-да, а что вы думаете? — у Крючкова явно разыгралось самолюбие. — Вы посмотрите, кто нами управляет. Шваль, отбросы, люди, не имеющие элементарных познаний. Они сели в мягкие кресла казенных кабинетов и думают, что это дает им право называться избранной частью общества. Элитой должны стать мы — подготовленные, компетентные, опытные и жесткие, не страдающие от избытка лишних сантиментов. Раньше нам не хватало возможностей для того, чтобы реализовать себя. А сейчас нужно пользоваться каждым шансом. Эта форточка, в которую повеяло ветром свободы, может очень быстро захлопнуться. Фигурально выражаясь, еще день-два — и быдло снова начнут прижимать к ногтю. Если мы с вами не сможем сделать резкий рывок наверх, то нам не суждено…
Хмуро подняв голову, Елизаров прервал высокопарные глупости шефа службы безопасности:
— Чего вы от меня хотите?
— Я хочу, чтобы вы поняли и осознали — нам надо двигаться дальше, нет возможности топтаться на месте и оглядываться по сторонам. Перешагните через свои сомнения. Вы мне нужны.
— Как исполнитель?
За этим невинно прозвучавшим словом даже Крючков почувствовал истинный смысл сказанного.
— Вы хотите сказать, что я загребаю жар чужими руками? — голос Крючкова приобрел металлические нотки. — Напрасно вы думаете, что я ничего не понимаю. Долгие годы службы в Комитете меня многому научили. — Внезапно его голос стал мягким, проникновенным и чуточку ласковым. — Я понимаю ваши сомнения, Михаил Константинович. Вам действительно нужно принять очень важное и ответственное решение. Не буду вас торопить.
Да, Крючков многому научился за долгие годы работы в Пятом главном управлении КГБ: так искусно менять интонации своего голоса умеет только следователь, которому нужно уломать неразумного молодого диссидента и заставить его подписать бумагу с чистосердечным признанием своей вины, глубоким и искренним раскаянием, просьбами о снисхождении случайно оступившемуся, а также с гневными проклятиями в адрес презренных растлителей юных душ.
Но Елизаров, прошедший огонь и воду, совсем не походил на подследственного.
— Если вы хотите что-то делать, Виктор Иннокентьевич, делайте, — бесстрастно сказал он. — Я пока подожду. Пусть все идет само собой. Мне хватает забот и без этого. У нас скоро очередная поставка. Надеюсь, вы об этом помните?
— Помню.
— Есть некоторая новая информация.
— Я вас слушаю, — подчеркнуто официально сказал Крючков, положив руки на стол.
Пепельницу с еще дымящимся окурком он отодвинул в сторону.
— Относительно нашей мелкой накладки или крупной неудачи, если вам так хочется, — дело со свидетелями сдвинулось с мертвой точки. Долгушин нейтрализован. Лейтенант Стрельцов из областного ГАИ для нас больше никакой опасности не представляет. Остался последний. Это некий Панфилов, проживающий в подмосковном городе Запрудный. Председатель кооператива «Радуга».
— Но ведь все наши операции проходят через Запрудный.
— Именно.
— Немедленно убрать! — гневно воскликнул Крючков. — Только этого нам не хватало. Поставить под удар всю нашу деятельность из-за какого-то кооператора…
— Вчера мои люди сделали такую попытку, но, к сожалению, она не увенчалась успехом. Думаю, проблема с этим свидетелем разрешится в ближайшее время.
— Я надеюсь на вас, Михаил Константинович. Нам теперь ни в коем случае нельзя подводить партнеров. Вы знаете, что в некоторых северокавказских республиках, в частности Чечено-Ингушетии, где зреют сепаратистские настроения, афганцы зондируют почву о размещении более мощных лабораторий, чем наша?
— Я слышал об этом.
— Это очень реально и опасно для нас.
— Вот видите, — устало сказал Елизаров. — А вы хотите, чтобы я бросил с таким трудом отлаженное дело и занялся сомнительными прожектами.
Крючков, нахмурившись, промолчал.
— Есть еще одна небольшая проблема с Запрудным. Нашему человеку очень мешает председатель местного отделения Фонда бывших воинов-афганцев. Я думаю, этот вопрос тоже надо закрыть.
— Это как-то связано с нашими операциями?
— Не знаю, но вполне возможно.
— Разберитесь на свое усмотрение.
— Тогда у меня все.
Елизаров встал из-за стола.
— Вы плохо выглядите, товарищ Елизаров, вам нужно отдохнуть. Возьмите отпуск.
— На том свете отдохнем.