Жестокость и воля | Страница: 73

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— А какой у него был характер?

— Я бы сказал — очень ровный. Он находился в нормальных отношениях со всеми сотрудниками нашего центра. Я не припоминаю, чтобы кто-то жаловался мне на Никиту Григорьевича. Мне тоже не приходилось конфликтовать с ним.

— Какие у него были интересы?

— Он целиком посвятил себя избранному делу. Работа — его единственная настоящая страсть.

— Ну, насчет страсти не знаю… — про тянул Борисов, медленно качая головой.

— Что вы имеете в виду? — насторожился Мокроусов.

— Об этом чуть позже. Насколько нам удалось выяснить, Долгушин вел одинокий образ жизни.

— Да, он не имел семьи. Следователь заерзал в кресле.

— Вот об этом мне и хотелось бы поговорить с вами, Владимир Андреевич. Давайте не ходить вокруг да около. Долгушин был гомосексуалистом?

— Почему вы так решили?

— Судя по показаниям соседей и еще кое-каким косвенным данным, которые нам удалось обнаружить у него в квартире, Долгушин не интересовался женщинами.

— А что это за косвенные данные, о которых вы говорите?

— Мы нашли у него несколько э… мужских журналов. Ну, знаете, с фотографиями обнаженных мужчин.

— Да-да-да, — закивал Мокроусов, — я тоже замечал за ним эту странность. Но, откровенно говоря, мне казалось, что это чисто медицинский интерес. Однако, могу вас уверить, на профессиональных качествах Никиты Григорьевича это не сказывалось.

— Зато сказалось на его личной жизни, — глубокомысленно заметил следователь, допивая уже остывший кофе.

— Вы думаете, что эта его… наклонность и привела к столь печальному финалу? — с сомнением спросил главврач.

— Это рассматривается нами как одна из версий. Но, признаюсь честно, наиболее вероятная.

— Вы не могли бы рассказать об этой версии подробнее, если это, конечно, не нарушит тайну следствия? Так, кажется, это у вас называется?

— Возможно, еще рано об этом говорить, но есть ряд обстоятельств, которые заставляют нас думать именно так.

— Какие же это обстоятельства?

— Его нашли в ванной в обнаженном виде. Орудием убийства послужил обычный кухонный нож.

— Нож тоже нашли?

— Да, он лежал рядом с трупом. Недавно в Москве произошло еще одно очень похожее убийство. Оно уже раскрыто.

— Любопытно, любопытно…

— Гомосексуалист из чувства ревности убил своего любовника. Поскольку в деле замешан иностранный гражданин, оно не получило широкой огласки. Но картина наблюдалась почти такая же. Убитый был найден в ванной, в обнаженном виде, со следами множественных ножевых ране ний.

— Итак, вы думаете, что Никита Григорьевич имел, скажем так, близкого друга, который в порыве страсти соверши этот поступок?

— Возможно. И я очень хотел бы найти этого близкого друга. Может быть, с вашей помощью это удастся?

— Боюсь, вряд ли смогу вам помочь, — с сожалением сказал Мокроусов. — Я ведь вам уже говорил — у меня очень много сотрудников, и чьи-то взаимные симпатии остаются для меня, как бы это поизящнее выразиться, за кадром. У нас современная клиника, работа поставлена по цивилизованному образцу. У сотрудников просто нет возможности заниматься личными делами в рабочее время. Что происходит с ними после работы, я тоже, увы, не знаю. Кстати, а почему вы решили, что Никита Григорьевич мог питать подобную э… страсть к кому-то из моих подчиненных?

— Но вы же сами сказали, что он был очень предан своей работе. Обычно интриги на сексуальной почве разворачиваются там, где человек проводит большую часть жизни.

— Я думаю, этим, — с нажимом сказал главврач, — Долгушину сподручнее было заниматься после работы. Вы не хотите еще кофе?

Следователь посмотрел на часы.

— Нет, благодарю. Мне пора. Мокроусов встал из-за стола и проводил гостя до дверей своего кабинета.

— Очень сожалею, товарищ следователь, что ничем не смог помочь вам. Вы сами понимаете, я бы рад, но…

— Почему же? Вы мне помогли. Я, конечно, еще порасспрашиваю ваших сотрудников, но скорее всего вы правы — надо искать следы в другом месте.

Выпроводив милицейского капитана, Мокроусов снял очки, вынул из кармана носовой платок с вышитой на нем монограммой в виде буквы М и тщательно промакнул пот на лбу и висках. Сейчас он пребывал в состоянии тихой паники.

Если этот Борисов или как там его… что-нибудь пронюхает о его отношениях с Никитой Долгушиным, то из свидетеля он быстро превратится в подозреваемого. Надо что-то делать.

Но что? Может, Виктор Иннокентьевич снова поможет?

* * *

— Успокойтесь! — рявкнул Крючков. Он вышел из-за своего рабочего стола и стал медленно прохаживаться по кабинету. Мокроусов, сидевший в кресле, как-то съежился и затих. Весь его лоск исчез, потные руки дрожали, глаза за линзами очков покраснели, и даже очень дорогой костюм сидел на нем мешковато.

— Вам нечего бояться, — сказал Крючков уже более сдержанным тоном. — Кто знает об истерике, которую закатил вам Долгушин?

— Наверное, секретарша, — жалобно пролепетал Мокроусов. — Она находилась в приемной и могла…

— Секретарша — наш человек. Она знает, как себя вести и что говорить. В клинике знали о вашем… — он кашлянул, — романе?

— Думаю, нет. Едва ли Никита рассказывал кому-то обо мне. Но не исключено, что догадывались. Так в каждом учреждении…

— Не в каждом учреждении подчиненный влюбляется в своего начальника, — обвиняющим тоном сказал Крючков. — Своими порочными страстями вы ставите под угрозу очень важное дело.

— Я ничего не мог с этим поделать, — простонал Мокроусов. — Это выше моих сил…

— Я повторял вам, и не один раз, что ваш моральный облик должен быть безупречен. Убирайтесь из моего кабинета!

Мокроусов выскочил как ошпаренный. Когда дверь за ним захлопнулась, Крючков вытащил из пачки сигарету, нервно закурил и тут же в ярости принялся гасить окурок в пепельнице.

— Пидарасы долбаные!.. Никак не могут жопы свои успокоить! Всю плешь проели. Одни проблемы от этих хренососов!

Глава 26

Ладно, дальше пойду сам. Спасибо, что проводил.

— Как знаешь, Василий. А то, может, вместе до подъезда дойдем, — сказал невысокий широкоплечий крепыш, пожимая Трубачеву руку.

— Спасибо, Семен, тут до моего дома уже рукой подать.

— Будь здоров.

Провожатый Трубачева свернул налево, в переулок. А Василий, медленно переставляя костыли, двинулся по улице прямо. Вечернее солнце скрылось за горизонтом, оставив золотиться только верхушки садовых деревьев.