Деньги Серж получил, и это – самое главное. Остальное его не касается.

Глава 7

Полностью расплатившись с Сержем, Константин не остался без средств к существованию. Денег, добытых им вместе с Макеевым, погибшим от рук бандитов, хватило и на то, чтобы купить чистые документы, и на то, чтобы приобрести квартиру, правда, не в самом центре Москвы, но недалеко от Садового кольца. И еще осталось немало, чтобы не беспокоиться хотя бы первое, впрочем, достаточно неопределенное время.

Константин долго привыкал к своему новому существованию. Вместе с приобретением нового лица и новой фамилии отпала необходимость прятаться и скрываться от посторонних взглядов, и это было непривычно, даже странно для Константина.

Выходя на улицу, он часто вздрагивал, встретив устремленный на него взгляд, оглядывался в поисках слежки. Чувство безопасности было непривычно и даже неудобно, словно новый костюм, сшитый не по мерке, словно чужая жизнь.

Впрочем, он был уже не Константином. Паспорт, который лежал в его кармане, утверждал, что теперь его зовут Кирилл Петрович Потапов и он коренной москвич. И это было еще одной обновкой, к которой он никак не мог привыкнуть.

Постепенно жизнь его входила в новую колею. Реалии существования Константина Панфилова по кличке Жиган все больше отдалялись в прошлое, и только имя брата, прочно засевшее в памяти, не давало окончательно забыть, кто он.

Окунувшись в «легальную» жизнь, Константин вдруг понял, что в Москве у него нет ни одного знакомого человека, кроме Сержа Ефремова. Те, кого знал он, не знали Кирилла Потапова. Только Серж. И Константин все чаще заходил в его новый, только что открытый косметический салон «Imаgе», расположенный в самом центре Москвы, на Старом Арбате.

Ефремов развернулся со всей безоглядностью таланта, дорвавшегося до возможности реализовать свою мечту. В «Image» под его руководством работало уже около двух сотен человек: пластические хирурги, косметологи, имиджмейкеры, психологи, парикмахеры.

Ефремов ворвался в тот мир, где последнее время устанавливала законы Царица Диана, и сразу же продемонстрировал свое нежелание подчиняться ее законам.

За несколько недель его салон стал самым модным в Москве. Серж не скупился на рекламу, хотя и понимал, что лучшая реклама – удачно сделанная операция, отлично выполненный заказ клиента.

Он хорошо помнил успех первого произведения – Долли Шлягер, новый облик которой вызвал буквально шквал интереса к нему со стороны московских проституток. Но теперь Ефремов стремился завоевать другой контингент заказчиков и быстро шел к поставленной цели. Слухи о невероятных косметических чудесах, которые творят с клиентами в «Image», расползались по Москве со скоростью эпидемии.

О его салоне шла молва, что в нем делают буквально все, что только можно сделать с внешностью человека. И даже, больше того, делают и то, что сделать невозможно: например, возвращают шестидесятилетним женщинам любой возраст – по их желанию, вплоть до двадцати лет. Стоит такая операция очень дорого, но высокая цена только привлекала клиентов, справедливо полагавших, что чем радикальнее «чудо», тем дороже оно должно стоить.

У Сержа появились постоянные клиенты, пока, в основном, женщины – поп – звезды, жены и любовницы очень богатых людей, фотомодели. Впрочем, интерес к его салону проявляли и мужчины, в первую очередь – политики, шоумены и телеведущие.

Ефремову такая активность клиентов очень нравилась. Он раскручивал колесо все сильнее, готовясь к гонке, в которой непременно должен был оказаться победителем. Он не обманывался по поводу чувств, которые питали к нему конкуренты, которых он столь беззастенчиво подвинул, и в первую очередь – Диана Савская.

Поэтому обзавелся профессиональной охраной, заключив договор сразу с двумя охранными агентствами, причем второе, кроме обычных охранных функций, должно было еще и контролировать работу первого.

И ни один из охранников не мог быть при этом уверенным, что его работа, в свою очередь, не контролируется еще каким-нибудь третьим агентством.

Константин приходил в «Image» не только из праздного любопытства и не только от своего вынужденного одиночества.

Серж настоял на регулярных визитах к нему и тщательных осмотрах. Он очень трепетно относился к результатам своего труда и стремился поддерживать внешность Константина, которого он теперь называл только Кириллом, на самом высоком уровне.

То, что ему удалось проделать с лицом этого человека, было почти вершиной, которую он мечтал покорить в своей профессии. Почти – потому что настоящей вершиной была, конечно, Мила. Серж часто и подолгу всматривался в свои рисунки, на которых воспроизводил лицо, которое было у Константина до операции. Он сравнивал черты, которые имел Константин от природы, с теми, что создал сам, и это сравнение льстило его самолюбию. Он чувствовал, что еще немного, и он способен будет создать свой главный шедевр. У него должно получиться что-то высшее, лучшее, чем лицо Милы. Может быть, тогда он сможет спокойнее на нее смотреть? Может быть, тогда можно будет подумать о том, не стоит ли ему на ней жениться?

И Серж вновь погружался в раздумья, рассматривая карандашный набросок лица Константина. Он вспоминал, что было сделано во время операции, и прикидывал, что необходимо проконтролировать при очередном визите Константина. Ему нужно было отчетливо помнить его прежнее лицо, чтобы поддерживать на очень хорошем уровне его новое лицо. Разумеется, Константин не должен был даже подозревать о том, что Серж по памяти рисует его портреты. Ефремов всегда сжигал листочки, на которых рисовал.

Впрочем, на контакты с Константином и его профилактический осмотр у Сержа уходило не так уж и много времени, которое он расходовал теперь очень экономно. Он хорошо понимал, что его личная реклама важна не менее, чем реклама фирмы.

Поэтому каждого нового клиента он принимал лично. И, в зависимости от его желания, предлагал вариант вмешательства в отпущенную богом внешность. Это, кроме всего прочего, давало ему ощущение некоторого преимущества, превосходства над природой. Ложное, конечно, чувство. Серж прекрасно это понимал, но ничего с собой поделать не мог.

Может быть, потому, что стремился заглушить в себе застарелое неудовлетворение своими способностями, о котором ему всякий раз напоминала внешность Милы. Он, конечно, считал себя гением, но…

Он старался видеть ее как можно реже, каждый раз ссылаясь на вечную занятость и необходимость как можно быстрее раскручивать свою фирму. Он говорил ей, что работает по двадцать пять часов в сутки, и это было почти правдой.

Мила страшно обижалась на него, и это радовало Сержа, который даже стремился сделать ей больно, несмотря на то, что не согласился бы расстаться с ней окончательно. Ее красота по-прежнему оставалась недосягаемой для его таланта. Он поклонялся этой красоте и мстил той, кому она принадлежала.

Впрочем, Мила долго не могла обижаться на Сержа. Она любила его со всей непосредственностью, на которую только способна молодая женщина, еще ни разу в жизни не обманутая мужчиной. Она так быстро переходила от обиды на Сержа к искренней радости за него, что это приводило Ефремова в бешенство. Он запретил ей приходить в «Image», раздраженно заявив, что это не место для свиданий, что ее появление вносит беспорядок в четкую и слаженную работу его подчиненных, хотя Мила и недоумевала – каким это образом она может внести в его работу беспорядок.