– И мотор, наверное, мощный?
– Восемь котлов, почти триста лошадей.
Лейтенант присвистнул.
– Да! Рвет, наверное, как реактивный самолет.
– Вроде того. А что стряслось-то, лейтенант?
Гаишник, будто только сейчас вспомнив о чем-то важном, уставился в документы.
– Да ничего особенного, Константин… э… Петрович. Где работаем?
– В конторе одной, бизнесом занимаюсь. Ты, я вижу, лейтенант, не местный? – сказал Константин, по надписи на дверце «Жигулей» определивший принадлежность гаишника к областной автоинспекции.
– А что? – с некоторым замешательством спросил лейтенант.
– Да так. Был у меня один знакомый в областном ГАИ, тоже лейтенант, вроде тебя, Стрельцовым звали.
– Стрельцов? – наморщив лоб, переспросил гаишник. – Что-то не припоминаю. У нас, в областной Госавтоинспекции, много народу работает.
– Он уже не работает.
– Уволился?
– Погиб при исполнении служебного долга. Хороший был парень, – Панфилов чуть не добавил: «хоть и мент», но сдержался. – Так что стряслось? Зачем вас в такую рань да еще с омоновцами сюда пригнали?
– Преступников ищем, э… Константин Петрович. – В голосе гаишника появились уважительные нотки. – Вчера на выезде из Подольска двое бандитов ограбили бар в мотеле. Денег, в общем, там было немного, но они ранили двух милиционеров патрульно-постовой службы, которые случайно оказались на месте происшествия. Начальство ввело в действие систему «Перехват», мы тут уже часов с трех ночи торчим.
– Так ведь отсюда до Подольска, как до Луны.
– Наше дело – выполнять приказ, – сказал лейтенант, возвращая документы Панфилову. – Всего хорошего, Константин Петрович.
На шоссе, за спиной Жигана, раздался шум подъезжающей машины. Оглянувшись, он увидел еще один милицейский «уазик», почти такой же, в каком прибыли омоновцы.
Громко тарахтя неотрегулированным мотором, он подъехал к милицейскому кордону и остановился. Из-за руля «уазика» вышел, шумно потягиваясь и зевая, высокий широкоплечий молодой парень в милицейском камуфляже с лычками старшего сержанта на погонах.
– Ох, бля, – ни к кому особенно не обращаясь, протянул он, – затрахала меня эта ночная смена.
Лейтенант-гаишник, проводив взглядом отъезжающий черный «Кадиллак», подошел к старшему сержанту, который разминался возле «воронка».
– Ты глянь, какая у него жопа – настоящий танк!
– Ты про американца? – прищурился старший сержант.
– Ага, про «Кадиллак».
– Я его знаю. Наш, местный.
– Бизнесмен вроде?
– Ну, – с пренебрежением сказал старший сержант. – Крутой.
Гаишник глянул в «воронок». На переднем сиденье, рядом с водительским местом, полулежал еще один милиционер в пятнистом камуфляже. Глаза его были закрыты.
За его спиной, в задней части машины, прислонившись друг к другу, спали двое в гражданском. На одном из них был коричневый замшевый пиджак.
– Напарник твой отдыхает? – поинтересовался лейтенант.
– Я бы и сам покемарил, – как-то натужно засмеялся старший сержант, – да мне нельзя – за рулем. А Семенов пусть поспит, нам еще полчаса трястись до райотдела.
– А сзади у вас кто?
– Родственники Семенова. Тут в деревне неподалеку свадьба была, до утра гуляли. А Семенов, добрая душа, попросил за ними сгонять, в город назад отвезти. Да они как дрова – нажрались в умат.
Объяснение выглядело довольно неуклюжим, но ни у гаишника, ни у омоновцев особых подозрений не вызвало.
Только лейтенант поинтересовался:
– А что ж за свадьба-то в такое время? Летом в деревнях вроде бы не гуляют.
– Что ж делать, – пожал плечами старший сержант, – если замуж невтерпеж? А работа в колхозе подождет.
– Тоже верно, – кивнул гаишник.
– Вы все своих бандитов ловите?
– Служба, – коротко ответил один из омоновцев.
– Да чего им тут делать? Они небось где-нибудь под Подольском и сховались. Ладно, хлопцы, служите дальше. А нам пора, смена уже кончается.
Старший сержант сел за руль «уазика», с грохотом захлопнул дверцу, и «воронок», тарахтя мотором, медленно покатился по шоссе.
Гаишник с неприкрытой завистью посмотрел им вслед.
– Эх, везет же людям, скоро смену сдадут – и на боковую. А нам еще неизвестно сколько здесь париться. Закурим, что ли?
* * *
Прежде чем отправиться на работу, Константин ненадолго заехал в свою городскую квартиру. После дороги ему страшно захотелось выпить кофе и освежиться.
Он планировал вернуться домой к вечеру воскресного дня, но после Краснопресненских бань они с Артуром поехали за город. У старика появилось желание посмотреть на подарок, который Валера Кутаисский преподнес ему ко дню рождения.
Ахалтекинский красавец по кличке Туркмен был настоящим украшением личной конюшни Валеры Кутаисского. Стройный длинноногий жеребец с горделивой осанкой сразу признал в Артуре своего нового хозяина.
Они вернулись в московскую квартиру Артура и за разговорами просидели до рассвета. Лишь после этого Жиган отправился домой, в Запрудный…
Панфилов поставил на плиту кофеварку, засыпал в воду двойную порцию молотого кофе и, ожидая, пока вода дойдет до кипения, курил у открытого окна.
Затем с чашкой крепчайшего напитка он прошел в комнату и сел в кресло. Кажется, все вокруг было по-прежнему. Тот же дом, та же улица, те же прохожие, спешащие на работу, то же солнце и тот же воздух.
Но Жиган чувствовал, что отныне жизнь его потечет в ином направлении. Он принял решение, которое многое меняло.
Нужно собрать в кулак волю и духовные силы. С одной стороны, это чем-то напоминало то ощущение перед боем, которое ему уже не раз приходилось испытывать. Но тогда перед ним стояла конкретная задача выживания.
Отныне перед ним стояла другая, новая цель, перед которой меркло все пережитое. Может быть, он принимал все близко к сердцу и нужно проще относиться к этому?
Ведь достаточно включить любой телевизионный канал и услышишь потоки, реки, океаны слов, которые исторгали политики с лживыми глазами.
Сколько обещаний раздавали они налево и направо, сколько возбуждали в людских умах и сердцах бесплодных надежд, и, что самое необъяснимое, надежды рушились, а люди продолжали верить.
Они думали, что человек, вещающий с экрана о скором наступлении сытой и спокойной жизни, искренне убежден в том, что говорит.
Да, может быть, он и на самом деле верит в это, но только сейчас, в данную минуту. Может быть, он даже и не притворяется, он такой, какой есть, прямо сейчас, в этот момент.