Константин перегнулся через стол.

– Он сам его назвал. Попросил подготовиться к встрече гостя и перезвонить ему.

Откинувшись на спинку стула, Константин расхохотался.

– Вот уж чего от тебя не ожидал, Владимир Иванович, так это шуток. Вроде бы и поводов нет. Тут такие навороты пошли, серьезней некуда.

– Иногда надо расслабляться, Константин Петрович, но не надолго. Айваз на самом деле меня удивляет своим спокойствием. Ему, законнику, брошен вызов, а он молчит. И это при его южном темпераменте.

Константин немного помолчал. Закурил сигарету.

– Если предположить, что ты прав, Владимир Иванович, и азербайджанцы никак не причастны к наездам на «синих», то Айваз поступает правильно, – подытожил он. – У него серьезный бизнес, большие обороты, налаженное хозяйство. Он, конечно, лаврушник и обиду без внимания не оставит, но в то же время Айваз – не какой-нибудь горный орел, который на базаре гвоздиками торгует. Он не хочет сломя голову бросаться на Порожняка, лишь бы отомстить. Вот только интересно, какого же гостя он с собой везет?

Глава 21

Однако прежде чем Айваз успел вернуться в город, произошло еще несколько событий, значительно усложнивших и без того непростую обстановку в Запрудном.

Первое из них было связано с фирмой «Контур».

* * *

– Исаак Лазаревич, вы просили кофе.

Секретарша заглянула в рабочий кабинет Копельмана. Сам глава фирмы «Контур» сидел нахохлившись за столом и перебирал бумаги.

– Что? Кофе? – Он озабоченно поднял голову. – Да, да, спасибо.

Секретарша поставила чашку с блюдечком на угол стола и скосила глаза в сторону документов. Но Копельман предусмотрительно прикрыл бумаги папкой.

– Ступай, милая, ступай.

Прихлебывая кофе из чашки, он вновь погрузился в изучение документов.

– Так, – бормотал он себе под нос, – справка из домоуправления, заверенная у нотариуса копия трудовой книжки… Какая трудовая книжка? Что за чепуха? Я что – рядовой инженер? Или работяга? Нет, это не пойдет. Что там дальше? Справка из городского управления внутренних дел. Ну, это несложно.

Он так увлеченно водил пальцем по строчкам, отпечатанным на белом листе бумаги, что не сразу отреагировал на телефонный звонок.

Лишь спустя несколько секунд, с неудовольствием поморщившись, он потянулся к трубке.

– Да, я слушаю. Это ты, Миррочка?

– Какая Миррочка? – послышался в ответ недоуменный голос Айзенштока, директора ресторана «Жар-птица».

– А, это ты, Фима, – облегченно вздохнул Копельман. – Ты должен меня простить. Моя драгоценная супруга донимала меня звонками все утро.

– Что, опять проблемы с Сонечкой?

– Фима, ради всего святого, избавь меня от этих нелепых семейных разговоров. Или тебе больше нечего делать?

– Представь себе, Изя, мне на самом деле нечего делать. Все кончилось. Контору можно закрывать.

– Что кончилось? – почувствовав, как внутри все похолодело, спросил Копельман. – Какую контору?

– Нашу контору, Изя. От нашего ресторана осталась только вывеска. Товара нет.

– Боже ты мой, – простонал Исаак Лазаревич, – зачем ты меня так пугаешь, Фима? Мое слабое сердце скоро не выдержит.

– Изя, с твоим сердцем можно прожить еще триста семьдесят два года, – скептически произнес Ефим Наумович. – Но интересно было бы знать, что мы будем есть все это время?

– Какие триста семьдесят два года? О чем ты, Фима?

– Да, юмориста Шифрина из меня не выйдет. – Было слышно, как в трубке горестно вздохнул Айзеншток. – Я же тебя предупреждал, Изя, что скоро мне нечем будет торговать.

– Это я уже понял.

– В общем, так, Изя, если к вечеру ты не позаботишься о товаре, то я на службу не выхожу.

– Это что – забастовка? – ошеломленно переспросил Копельман.

– Можешь называть это как хочешь – забастовкой или бойкотом, но торговать мне больше нечем. А еврей, у которого в лавке нет товара, должен лечь, накрыться саваном и ждать встречи с Господом Богом.

– Фима, только не нервничай, – скривившись, словно от зубной боли, сказал Исаак Лазаревич, – я все улажу. И пожалуйста, не надо пугать меня страшными словами. К вечеру товар будет.

Положив трубку, Копельман достал из внутреннего кармана пиджака толстую записную книжку и принялся лихорадочно перелистывать страницы.

– Это не годится… Не подходит… Дорого… Да, и что же мне остается? Ничего не остается, только бухнуться в ноги и просить…

Он снова снял трубку телефонного аппарата, набрал номер.

Хотя собеседник был далеко от Исаака Копельмана и никак не мог видеть выражения его лица, на физиономии Исаака Лазаревича появилась такая благостная улыбка, что впору было с нее масло на бутерброды намазывать.

– Константин Петрович? – голосом пожилого развратника пропел Копельман. – Исаак Лазаревич вас беспокоит. Да, да, из фирмы «Контур». Что? Как здоровье? Благодарю вас, Константин Петрович, какое здоровье может быть в мои годы? Я человек пожилой, немало потрудившийся на общественной, так сказать, ниве. Вот, знаете ли, сердечко пошаливает. Нет, что вы, Константин Петрович, о каком отдыхе может идти речь? Тружусь, как пчела.

Разговаривая, Копельман то и дело прикладывал к вспотевшему лбу вышитый в цветочек носовой платок.

– Мы не могли бы встретиться, Константин Петрович? У меня к вам очень серьезное дело. Нет, нет, Александра Захаровича это не касается. Исключительно проблемы бизнеса. Но я не хотел бы обсуждать это по телефону. Когда? Да буквально через четверть часа. Да, да, хорошо. В ресторане? Это именно то, что надо. Лечу, дорогой Константин Петрович.

Закончив разговор, Копельман собрал со стола бумаги, сложил их в папку и запер в личный сейф.

Забыв о недопитом кофе, торопливо вышел из кабинета, на ходу бросив секретарше:

– Буду часа через два.

У выхода из офиса на стуле у стены развалился, листая иллюстрированный журнал, личный водитель Исаака Лазаревича. Это был широкоплечий молодой парень с вечно взлохмаченными волосами и простецкой небритой физиономией. Его пальцы украшали несколько синих перстней-татуировок.

Водителя, который по совместительству был и охранником, Копельману после неоднократных просьб прислал Саша Порожняк.

– Николай, – старался быть строгим Исаак Лазаревич, – опять ты задымил весь коридор. Я же просил курить на улице.

Охранник демонстративно проигнорировал замечание и вяло перевернул страницу.

– Ну что ты сидишь? Мне нужно ехать!

Не сказав ни слова, Николай встал со стула, бросил на него журнальчик и шумно потянулся. Глядя на него, Копельман подумал: «За что я плачу им столько денег? Хоть бы один приличный человек нашелся. Разве ж этот защитит? Ему же на все „тьфу“ и растереть. Боже мой, Боже, как нехорошо».