— Необычно заниматься в первую очередь самим яйцом, — объясняет Радж, сидящий со скрещенными ногами и внимательно, чуть ли не свирепо разглядывающий Вауна, словно свое не правильное зеркальное отражение. — На самом деле на Ульте это делают нелегально. Для производства такого деликатного продукта нужен огромный завод, масса очень сложного оборудования и засекреченная технология.

— Они делают так с животными, — неуверенно говорит Ваун.

— С животными легко. Нет ничего сложнее человеческого мозга во всей Галактике. Радж пытается ободряюще улыбнуться, но его улыбка вянет под взглядом Вауна, не решающегося что-либо сказать из страха сказать что-нибудь не то.

Тело — это понятно. И мозг тоже? Выглядят одинаково и думают одинаково?

— Нас сделали не на Ульте, — произнес голос Дайса.

Ваун продолжает смотреть на Раджа. Он хочет доверять, верить, чтобы ему доверяли, принять… Быть принятым.

— Авалон, — говорит Радж, внимательно глядя на Вауна. — Яйцеклетка… яйцеклетки… были собраны на Авалоне и заморожены. Приор привез их сюда на Q-корабле много лет назад. Он вырастил их в инкубаторе, а потом отдал младенцев в хорошие семьи на воспитание.

Непорочное зачатие? О, Глора!

О Отец Небесный!

— В твоем случае произошло недоразумение, — говорит Дайс, — судя по тому, что ты рассказал нам о своей матери… приемной матери… Ваун. Я уверен, что Приор подобрал бы приемную мать получше.. Произошло какое-то недоразумение.

Тебя похитили или еще что-нибудь случилось.

— Моя семья была неплоха, — быстро говорит Радж. — Тупая и бессмысленная, но они хорошо заботились обо мне. Я часто навещаю их.

— Я тоже, — говорит Дайс.

Бесполезно возвращаться в деревню и спрашивать Глору, где она нашла младенца. Эта тема полностью лишает ее рассудка.

Ваун не думает, что он мог бы предложить что-нибудь такое сейчас. Он один, а их двое, оба старше него, и только что он узнал что-то ужасное. Он подозревает, что «нелегально» — связано с «крупным преступлением», если на всей планете действуют одинаковые законы.

И все-таки это правда. Три мальчика похожи, как три моллюска.

— Абсолютной тождественности, впрочем, не бывает, — говорит Радж, прочитав, возможно, его мысли (почему нет? Мозг-то одинаковый). — Во-первых, даже двенадцать хромосом оставляют значительную свободу, поэтому они нумеруют ячейки.

У каждой машины, конечно, есть серийный номер. Об этом знает даже тупой слизень с Дельты. Детопроизводящая машина, нумерующая свою продукцию, — весьма логично. Вауну хочется заорать.

— А некоторое разнообразие — это хорошо, — мягко говорит Дайс. — Иногда требуется чуть побольше силы за счет… ну, раздражительности, может быть.

Координации — вместо математических способностей. О деталях я только предполагаю, но что-то в этом роде.

— Среда у всех разная, — вставляет Радж. — Так что можно изменять конструкцию в соответствии с климатическими условиями и прочим. И сопротивляемость болезням важна. Добавь немного метода проб и ошибок, чтобы продолжать искать возможность усовершенствования комбинации. Но на девяносто девять процентов мы одинаковы всегда.

Дайс крепче сжимает плечо Вауна.

— Помни, что машины делают лишь то, что им говорят, Ваун. Людей, даже нас, делают люди. Понимаешь?

Отсутствие реакции с его стороны их тревожит.

— В общем — да, — его голос охрип, — только к такому не сразу привыкнешь.

Там, в деревне, он считал себя придурком из-за того, что его волосы, глаза и кожа были слишком темными. Радж и Дайс сказали ему, что странными, наоборот, являются слизняки Его цвет чуть ли не самый распространенный. У большинства людей темные волосы, поэтому он совершенно не придурок.

Теперь ему объясняют, насколько придурочным может быть придурок.

— Рэндомы складываются из двух половин. Половина от отца, половина от матери. Два брата делят их гены пополам. Но ты, Дайс и я совпадаем по меньшей мере на девяносто пять процентов. Оставшиеся пять процентов умышленно различаются.

Ваун кивает, все еще не в силах принять, что он нечто, произошедшее от машины.

— Не унывай, — сердечно говорит Дайс. — Задумайся о преимуществах. У тебя мощнейший мозг в мире. Твои мускулы, грамм к грамму, сильнее, чем у любого другого. Координация, темперамент, мышление, адаптивность… ты лучший, Ваун.

Не великан, поскольку размеры не являются преимуществом в технократической культуре. Ты все можешь делать лучше любого рэндома. Совершенный человеческий организм. Приор…

Он останавливается и, должно быть, оглядывается на Раджа за одобрением, потому что Радж кивает.

— Приор, — говорит Дайс тихо в ухо Вауну, — прибыл на Q-корабле нищим иммигрантом двадцать лет тому назад, а сейчас он — коммодор космического Патруля.

***

Когда копы-спейсеры в конце концов примчались в Форхил, первый выбравшийся из торча оказался смуглым крепким парнем, имевшим самоубийственную дерзость наставить оружие на адмирала Вауна и приказать поднять руки вверх. Его кореш мертвенно побледнел и разразился бульканьем. Ваун же так виртуозно наорал на главного, что теперь тот стал белым, а его товарищ сдерживал улыбку. Потом Ваун присвоил себе их торч, сказал им, что в течение суток представит формальный рапорт, и отчалил.

Он сообщил приборной доске координаты Вэлхэла, приказал набрать максимальную скорость и пользоваться всеми приоритетными правами. Он откинулся назад, страдая от тесноты и зловония стандартной модели К-49, но когда он обнаружил в бардачке припасенные копами завтраки, настроение его улучшилось.

Пока форхилский ландшафт таял внизу, Ваун жадно жевал.

Он фантазировал на тему прибытия в Вэлхэл, где его ждет, вся в нетерпении, веснушчатая рыжая. Это будет подобающее герою возвращение, весь Вэлхэл лишь для них двоих. Ваун покажет его рыжей во всем великолепии. Он покажет, как герои живут. Как любят. Это напомнило ему о том, что он почти не спал в эту ночь, а теперь есть свободное время. Сиденья были специально устроены так, чтобы обезоружить дремоту, но, насколько возможно, он устроился поудобнее.

Небо приобрело почти космическую черноту, на западе ослепительно горел Ангел, а Ваун в полусне задумался о Q-корабле. Это верно — корабль пока еще далеко, около одной десятой элуя. Верно также, что курс Q-корабля, как известно, установить сложно, но он пользовался результатами триангуляции минных баз и научно-исследовательских космических станций, разбросанных по всей системе. Если корабль не начнет в ближайшее время торможение, то скоро он уже и не сможет этого сделать, не будучи разорванным в клочья приливным напряжением.

Если только это не корабль с металлическим корпусом. Интересно, могли бы братья отправиться в двадцатилетнее путешествие на таком корабле? Пожалуй, да могли бы. Братья безоговорочно преданны своей родне, как коллективные насекомые.