— Не настораживает, что именно такие? — вкрадчиво поинтересовался Клим. — Обычно московский вариант острее.
— Снова тебе заговор мерещится? Локальное событие в небольшом городке. Один взвод ОМОНа, и на улицах будет восстановлен порядок.
— Не в небольшом городке, — поправил Клим, — а на первой полосе солидной газеты. Через СМИ можно и бурю в стакане представить всемирным катаклизмом.
Поезд нехотя стал сбрасывать скорость. Качнулись подвявшие гладиолусы в вазе.
— Ты хотел остановки? — президент отодвинул край шторы. — Ты ее имеешь.
За окном пока еще не было видно строений — проплывали серебряные стволы берез, железную дорогу от леса отделяла широкая полоса земли, утыканная свежими желтыми пеньками и следами недавних костров, на которых сожгли ветви и кусты.
— И так до самого Владивостока по всему пути следования. Сплошная зачистка придорожной полосы, — Клим поднялся.
— Федеральная служба работает, а ты — заговор, заговор…
— Пойдем — подышим свежим воздухом, — предложил Клим, — заодно и голубей своих прогуляю…
Президентский поезд, державно скрежетнув и вздрогнув, замер на затрапезной станции. Старые товарные вагоны еще вчера согнали с соседних путей в тупик, чтобы проезжающий мимо глава государства не подумал, что железная дорога пребывает в депрессии. Штабеля бревен, лежавшие тут второй год подряд, загрузили на трейлеры и вывезли за поселок. Поэтому чисто подметенную станцию украшали только сиротливо возвышавшийся над рампой козловой кран и здание вокзальчика, побеленное вместе с поросшей вокруг него травой.
Охрана тут же высыпала на перрон, оцепила поезд.
— Я против того, чтобы вы покидали поезд! Остановка неплановая, и мы не успели… — суетился возле президента и Бондарева руководитель охраны.
Глава государства смерил его взглядом:
— Я не рассчитываю, что на флагштоке будет поднят штандарт и военный оркестр исполнит гимн. А прогуляться я могу и по бетону — без ковровой дорожки. Заодно доложите, когда прибудет съемочная группа.
— Сейчас свяжемся…
Клим первым спустился на перрон, в руке он держал клетку с голубями. Птицы тут же оживились, заклекотали. Глава государства в черных брюках и тонком темном свитере вышел следом за своим другом, запрокинул голову, посмотрел на небо.
— Что, давно на небо не смотрел? Все машины, кабинеты, самолеты с вертолетами… — усмехнулся Бондарев, поставил клетку на бетон высокой платформы и, прикрывшись ладонями, прикурил.
Ветер погнал облачко дыма, разбил его о лакированный борт вагона.
— Давно на небо снизу не смотрел, — президент глубоко вздохнул, — только из самолета. Но там получается, что на небо как бы сверху смотришь.
— Высоко вознесся. Ты еще скажи, что пятилетку никаких других звезд, кроме кремлевских, не видел.
Глава государства резко обернулся, и тут же к нему подбежал офицер, отвечающий за связь:
— Выяснили?
— Устанавливаем. Пара минут…
Тем временем к железной дороге потянулись местные жители. Поездка президента хоть и освещалась в теленовостях, но маршрут и сроки из целей безопасности указывались достаточно расплывчато. Так что появление, а тем более остановка поезда явились для аборигенов неожиданностью. В станционном поселке, если судить по домам, насчитывалось чуть больше сотни жителей. Естественно, одеться нарядно ни у кого не было времени, все спешили, справедливо полагая, что пройдет пара минут, и поезд унесет кремлевского небожителя в туманную даль. А второй шанс увидеть президента живьем вряд ли представится.
Как всегда в таких случаях, самыми прыткими оказались пенсионеры. Старичок в выцветших штанах, пиджаке, надетом поверх майки, с крючковатой палкой в руке, подпрыгивая, спешил по тропинке от почерневшей от времени избы, малолетний внук еле поспевал за дедом. Следом за ними семенила супруга, но догнать не могла, лишь время от времени звонко кричала:
— Шляпу, старый пень, надень! — и трясла над головой той самой летней шляпой.
На каждый ее крик старик вертел головой и злобно шипел:
— Заткнись, дура. Позоришь…
С другой стороны с горки катилась группа старух в пестрых одеяниях. У одной даже поблескивала в руках стеклом и золотом икона, концы вышитого полотенца, обрамлявшего местную святыню, развевались на ветру.
Охрана засуетилась — в конце улицы уже стрекотал мотоциклетный двигатель. Пыля, к станции выкатил древний К-700 с коляской. За рулем восседал сельский здоровяк в танкистском кожаном шлеме и радостно сверкал золотым зубом. В коляске устроилась молодая девица вполне столичного вида, а ее подруга — крашеная роковая брюнетка восседала за бойфрендом, прижавшись к нему тяжелой грудью.
Охрана тут же грамотно блокировала транспортное средство. Без лишних слов заглушила двигатель.
— А мы что? Мы встретить приехали. Поближе нельзя? — недоумевал сельский здоровяк, когда его оттесняли к зданию станции.
Девушек не тронули. Они игриво посматривали на прогуливающегося на перроне президента, восхищенно хихикали и стыдливо махали ладонями.
— Батюшка наш! — визгливо закричала носительница иконы, но бухнуться на колени не решилась. — Приехал! Теперь порядок начнется! Все начальство попрячется!
Президент затравлено смотрел, как к станции стекается народ.
— Чего ты тушуешься? — тихо проговорил Бондарев. — Даже неорганизованный народ полагается приветствовать.
Глава государства чуть улыбнулся, расправил плечи и помахал рукой. Народ тут же отозвался восторженным гулом, радуясь, что его заметили.
— А я думала, он высокий, — неожиданно громко произнесла крашеная брюнетка.
Президент сделал вид, что не услышал, и продолжал махать рукой.
Офицер, ответственный за связь, тем временем уже связался с генералом Подобедовым и с дрожью в голосе доложил о том, что происходит. Мол, президент распорядился не отправляться в путь, пока к поезду не доставят съемочную группу.
— Так доставьте ему этих уродов! — негодовал лубянский генерал, а затем смягчил гнев, в конце концов, связист был лишь мелкой сошкой. — Слушай сюда, доложишь вот каким образом… — и Подобедов коротко изложил суть дезинформации, предназначавшейся для президента.
Лицо офицера прояснилось.
— Есть! — отрапортовал он в микрофон.
— Обо всем я думать должен, — проворчало в наушниках. — А теперь пригласи заместителя коменданта поезда, а сам — бегом выполнять…
Поселковый народ млел от счастья, в душах твердо поселилось убеждение, что станция, пусть и на короткое время, но стала одним из центров мировой политики.
— Батюшка наш, отец родной! — со слезами на глазах надрывалась старуха с иконой. — Благослови! Защитник ты наш от басурман! Не отдавай Курилы!