Милиционер не успел договорить – в ярко освещенном окне клацнул металл затвора, и тишину ночного двора прорезала короткая автоматная очередь. Пули срезали верхушку акации над головами правоохранителей. Следующая очередь полоснула по ментовскому «жигулю», и лобовое стекло водопадом вывалилось в салон. Милиционеры посчитали за лучшее сразу свалиться в лужу. Прикрыв коротко стриженные затылки ладошками, они в ужасе смотрели на силуэт в оконном проеме…
…Произошло то, чего никто не мог ожидать. Ружье не висело в первом акте на сцене. Ружье это, точней – «АКСУ» с двумя запасными магазинами, замаскированное стопкой белья, – лежало в стареньком чемоданчике на антресолях квартиры Ермошиных. Полтора месяца назад Голенков, не желавший хранить дома конкретный срок, собственноручно занес этот чемоданчик Мандавошке; мол, тут трусы-носки, пусть у тебя постоит, если Наташка выгонит, сразу заберу, а долгие проводы – лишние слезы…
И надо же было такому случиться, что бывший вертухай, зашуганный к тому же уголовником-зятем, отыскал этот чемоданчик! Ознакомившись с его содержимым, любознательный дедушка страшно обрадовался. Смазав и почистив оружие, он засосал для храбрости стаканяру и сразу же приступил к «усмирению зэков».
Как бы то ни было, но неожиданно начавшаяся стрельба спасла Эдику жизнь. При первой же автоматной очереди невидимый в полутьме враг, видимо, растерялся… Отпустив удавку, он быстро отполз куда-то в сторону, растворяясь в темноте двора. Перемазанный грязью с головы до ног Эдик бросился к «Опелю». Естественно, никакой Ермошиной в салоне уже не было…
Бывший мент посчитал за лучшее не ждать, чем закончится стрельба. Дав задний ход, он опасливо обогнул двор по внутреннему периметру, чтобы не стать случайной жертвой шальной пули. Уже выезжая под спасительную арку, Эдик заметил на детской площадке знакомый силуэт Мандавошки; стоя у качелей, она поддерживала руками беременный живот и, кажется, подвывала…
А бывший лагерный охранник продолжал палить по всем движущимся и недвижным силуэтам в пределах видимости. Треск автоматных очередей сливался со звоном разбиваемых стекол, истеричными воплями соседей и растерянными командами ментов.
Спустя минут десять под арку дома уже въезжал омоновский автобус с зарешеченными окнами. Следом за ним ехала «Скорая помощь».
Фургон с красным крестом простоял во дворе недолго – меньше чем через минуту он уже мчался в обратном направлении. Ментовский автобус, остановившись в самом темном конце двора, сразу выключил фары. Из раскрывшихся дверей посыпались автоматчики в кевларовых бронежилетах и шлемах с забралами. Прячась за деревьями и припаркованными машинами, они споро окружили дом. Командир взвода ОМОНа с мегафоном в руках встал за углом и попытался наладить переговоры. Естественно, это был отвлекающий маневр: группа захвата, чавкая ботинками по лужам, короткими перебежками бросилась в подъезд. Тяжелый топот милицейских ботинок наполнил гулкие лестничные клетки. Квартирная дверь была выбита с первого же удара, и ментовский спецназ мгновенно растекся по комнатам, пропахшим застарелым потом, хроническим перегаром и пороховыми газами…
С сумасшедшим стрелком не церемонились: короткая автоматная очередь разбила его голову, как гнилой арбуз. Кровь и мозг брызнули на засаленные обои, клацнул о пол автомат.
– Попытка к сопротивлению, – спокойно констатировал мент, доставая из нагрудного кармана черную коробочку рации. – Первый, Первый, я Шестой. Скоротечный огневой контакт, преступник убит, с нашей стороны потерь нет… Конец связи.
Неожиданно за его спиной тихонько скрипнула дверь. Омоновец, метнувшись за шкаф, выхватил пистолет. Но тут же его опустил: в комнату входил мальчик лет пяти-шести. Растерянно встав в дверях, он долго смотрел на окровавленный труп старика, пока не произнес:
– Деда зэки вальнули…
Спустя полчаса санитары из морга тащили по лестнице носилки с телом отставного вертухая. В квартире вовсю работала оперативно-следственная бригада. Во дворе кучковались осмелевшие соседи, смакуя подробности произошедшего.
Когда тема себя исчерпала, кто-то спросил:
– А чего тут «Скорая» делала? И почему так быстро уехала?
– Да к этой беременной малолетке, стариковой внучке, и вызывали, – ответил кто-то сведущий. – Ее и увезли.
– Куда?
– В роддом. Она ведь уже на восьмом месяце. Стрельбы испугалась, вот схватки и начались. Ничего, недоношенные тоже живут…
– …Вниманию встречающих, проходящий поезд номер семьдесят один «Москва – Белгород» прибыл на первую платформу первого пути. Стоянка поезда пятнадцать минут. Повторяю…
Хриплый репродуктор так напугал сизых голубей, сидевших на вокзальном карнизе, что потревоженные птицы тут же сорвались с места и закружили над площадью.
Проводив сизую стаю взглядом, прапорщик линейной милиции отошел от вокзального фасада: с московского поезда уже валила толпа. Гремели тележки носильщиков, хаотично струился народ, груды багажа вырастали на остановке. Привычно оценив пассажиров и не заметив ничего подозрительного, правоохранитель погрузился в раздумья. Одно полушарие милицейского мозга прикидывало, правильно ли написана анонимка на козла-начальника, а вторая оценивала, каковой может стать реакция руководства на этот донос.
Неожиданно из-за высокой ограды, отделявшей привокзальную площадь от первой платформы, донесся всплеск дикой ругани. Скандал развивался стремительно, по нарастающей и вскоре стал слышен даже на площади. Производить такой неестественный шум способны лишь три категории граждан: толпа цыганок, народные депутаты и обворованные пассажиры, линчующие пойманного с поличным преступника.
– Не хватало мне еще чепе под конец смены, – вздохнул правоохранитель, распаляясь тихой, но опасной злобой.
Бросив окурок, он лениво подошел к чугунным копьям решетки.
В толкучке у самой ограды сцепились двое мужчин. Первого прапорщик узнал сразу: это был одетый в штатское опер-старлей из Уголовного розыска на транспорте. Оппонентом розыскника был невысокий худощавый блондин в дорогом двубортном костюме и белоснежной сорочке, украшенной легкомысленной расцветки галстуком. Физиономия его выглядела бы вполне заурядно, если бы не уродливая бородавка на подбородке.
Тренированный сыщик вроде бы побеждал. Завернув бородавчатому блондину руку за спину, он изо всей силы крутанул ее вверх.
– Так ты еще и сопротивляешься, уголовная рожа?! Ты мне еще и угрожаешь? – Пригнув вражескую голову к земле, старлей от души въехал коленом в пах противника.
Однако тот и не думал сдаваться.
– Да ты, сука, завтра на «Красную шапочку» пойдешь! – верещал он на весь вокзал. – На ментовской зоне парашу будешь хавать! Ты хоть знаешь, пидарюга, кто я такой?
Публика, скандализированная ситуацией, сгрудилась вокруг противников полукольцом, подавая советы и той, и другой стороне.
Медлить было нельзя. Отстегнув от пояса резиновую дубинку, прапорщик помчался к открытой калитке. Спустя минуту бородавчатый блондин корчился на заплеванном асфальте. Алые пятна цвели на белой сорочке.