«Нет, так нельзя себя вести, – подумала девушка, – я слишком ему поддаюсь, попадаю под его влияние».
– У нас хоть билеты есть?
– Да, – коротко сказал Николай, доставая из внутреннего кармана пиджака билеты и протягивая ей.
– Ты хочешь, чтобы я их показала контролеру?
– Могу и я. В оперу часто хожу, театр на ощупь знаю.
Водитель Анатолия Железовского лишь мельком успел заметить молодого человека в черных очках и черном костюме, тросточку он принял за зонтик.
«Парень как парень, только вот бледный какой-то. – Затем додумал: – Слишком уж какой-то… Наверное, внучка Железовского права», – и он вспомнил восторг, с каким девушка говорила о парне.
Бунин и Железовская смотрелись здорово. Николай сдал тросточку в гардероб:
– Ты мне будешь показывать дорогу.
И теперь посетителям оперы было не понятно, почему парень в черных очках, а девушка все время держит его под руку, ни на шаг не отпуская от себя.
Если бы Василий, шофер Железовского, не был так увлечен болтовней со Светланой, то он обратил бы внимание на микроавтобус «Форд», который сопровождал их от самого дома до Большого театра, и на двух типов в черных костюмах. Но, когда рядом молодая девушка, мысли летают далеко и о многом забывают даже охранники.
А вот Бунин черный «Форд» заметил, когда тот медленно проехал мимо машины, в которой прибыла Светлана. Заметил, но значения не придал. Этим вечером было на что посмотреть у Большого театра.
Бунин и Светлана вошли в зал. Она вела Николая, чувствуя его локоть.
– Вот здесь, – шепотом сказала девушка.
Николай остановился и, руками найдя кресло, провел ладонью по подлокотнику. Светлана села, только после этого устроился и Николай.
– Расскажи, что происходит, – попросил Бунин. – Мне интересно.
– Пока еще ничего не происходит. Занавес, яркий свет, люди занимают места. Музыканты уже в оркестровой яме.
– А занавес какого цвета? Всегда забываю поинтересоваться, – спросил Николай.
– Гранатового, – ответила Светлана.
– Когда я здесь был в детстве на «Лебедином озере», занавес был золотистый.
– Вот почти уже все расселись. Кстати, я у тебя даже не спросила, где ты билеты взял?
– Купил, – как бы между прочим произнес Николай.
– Где это их купить можно? Ты посмотри, какая публика, здесь же ни одного пустого места нет.
– У меня знакомая в кассах работает.
Светлана хотела рассмеяться, но Николай сам улыбнулся.
– Повезло, – сказал он, – один знакомый не смог пойти и предложил мне билеты.
– А-а, значит, считай, нам повезло.
Начал гаснуть свет, появился дирижер. Занавес вздрогнул, а затем медленно раскрылся. На сцене стояли артисты во фраках и концертных платьях. Дирижер с блестящей лысиной взмахнул палочкой, и зазвучала музыка. Началась знаменитая сцена пира, которая и является визитной карточкой «Травиаты» Джузеппе Верди.
Пальцы левой руки Светланы зашевелились, словно они касались струн. В зале было темно, свет падал только на сцену. Ладонь Николая легла на руку Светланы, прикоснулась к ее пальцам, к непривычно твердым подушечкам, которыми скрипач прижимает струны своего инструмента. Даже мысли вырвать руку, отстраниться и убрать ладонь Николая со своей руки у Светланы не возникло. Ей стало хорошо.
Но тут она подумала:
«Как это он легко нашел мою руку, лежащую на колене, а не на подлокотнике кресла?»
Но тут же она забыла об этой своей мысли. Музыка Верди не позволяла думать ни о чем другом, кроме любви. Парень и девушка дышали одинаково, думали одинаково, ощущали, наверное, одно и то же.
Антракт наступил неожиданно быстро. Вспыхнул свет, зазвучали аплодисменты, овации, раздались крики «браво». А Николай Бунин не выпускал руку Светланы, своими сильными пальцами держал ее пальцы.
– Что будем делать? – когда все вокруг пришло в движение, спросила Светлана.
– Ты что предлагаешь?
– Можем здесь посидеть, а можем в фойе выйти, по театру походить.
– Как скажешь.
Публика оживленно переговаривалась, в шуме людских голосов ощущался восторг, присущий лишь встрече с настоящим искусством.
– Я у тебя спросить хотела, – стоя у мраморной колонны, сказала Светлана Железовская и посмотрела на немолодого мужчину, с коротким ежиком волос и с седыми висками.
– Если хотела, то спрашивай. – Бунин тоже увидел этого мужчину, но уже со спины. Он подумал, уж не кавалер ли это Светланы. Естественно, виду не подал, ведь он слепой и видеть ничего не вправе.
– Я сейчас одного преподавателя увидела, так знаешь, я подумала, что он чертовски похож на того мужчину, с которым дед разговаривал в баре.
– На Олега Карловича? – спросил Бунин. – Ведь так?
– Мой дед его просто Карлом один раз назвал. Он бандит, да?
– Нет, не бандит. Он на виолончели играет, и даже очень хорошо.
– Значит, я не ошиблась. Точно его припомнила, с самого детства. И слова его почему-то мне в память врезались.
– Он мужчина видный, запоминающийся. Так говорят, – сказал Бунин.
– Выходит, коллега, струнник?
– Выходит, да.
– А теперь ты мне скажешь правду, – твердо произнесла Светлана, – почему дед не хотел, чтобы я с тобой встречалась? Почему уходил от разговора об Олеге Карловиче?
– Правду?
– Только она меня устроит. Иначе мы встречались с тобой последний раз, – девушка своей женской интуицией чутко уловила, что Бунин на нее «запал».
– Он не бандит, а вор в законе. Слыхала о таких?
– Слыхала. Меня не на грядке с капустой нашли, я в Москве родилась и выросла. А ты кто такой?
– Я его крестник. Настоящий крестник, мой отец был его другом и пригласил в крестные отцы. Ты довольна? Это правда. Побожиться? Карл твоего деда «крышует».
– Верю. Пойдем, сейчас начнется. – Светлана взяла Николая под руку, и они торжественно направились в зал.
Все уже уселись, но дирижер за пультом еще не появился, его лысина не мелькнула над темно-вишневым бархатом. Молодые люди сидели в третьем ряду недалеко от бокового прохода, пожилая пара, затем они. Места, на самом деле, были шикарные. Едва начал гаснуть свет, как по проходу быстро и в то же время достаточно осторожно к третьему ряду подошла немолодая женщина, продававшая программки у входа в зал.
Она тронула за плечо Светлану, и, когда та испуганно обернулась, женщина прошептала:
– Вы Железовская Светлана?
– Да, это я.
– Вас зовут.