Он понятия не имел, сколько времени провел в этом каменном мешке – в колючей темноте, в парализующей позе. По прошествии времен открылись врата ада и пришел Дьявол…
Скрипнула дверь, и прошептали с издевательскими нотками:
– В черной-черной пещере…
Вошли, мягко ступая, несколько человек. Слух остался при нем, арестованный подобрался. Трое или четверо. Мозг не чувствовал назревающего удара по загривку, но расслабляться не стоило.
– Сидит и молчит, – продолжал глумиться остряк. – Интересно, о чем он думает? Задается вечными вопросами: кто я? Зачем я здесь?
Арестованный молчал. Его легонько потрепали по плечу:
– Эй, мы говорим с автоответчиком?
Яркий свет ударил в лицо. Он ждал и все же не успел зажмуриться. Радужные черти заплясали в глазах, раскаленный электрод пробил насквозь череп… Скрипнул табурет, кто-то сел за стол. А над затылком выразительно кашлянули:
– Ускорить, Сергеич?
– Успеем, сержант, не гони лошадей. Тебе бы только руки распускать, Анохин. Вот скажи, откуда в мире столько злобы и жестокости?
Трое засмеялись – значит, всего их четверо. Зачем так много? Хотя, возможно, у парней обед, решили размяться.
– Ладно, заткнулись. – Офицер полиции, чье лицо по-прежнему пряталось в тени, а хищные пальцы с грубыми ногтями сжали ручку и зависли над бланком допроса, вкрадчиво сказал: – Итак, продолжаем. На новом месте, но с прежней принципиальной настойчивостью.
– В любом месте веселее вместе, – подал голос зависший над головой «кулак правосудия». Острить блюститель законности не умел, но хотел научиться.
– Ну, можно и так сказать, – допустил «распорядитель». – Итак, задержанный – Куприн Андрей Николаевич, семидесятого года рождения, москвич, адрес: улица Полевая… если паспорт нам не врет… дом такой-то, квартира такая-то… задержанный за то, что в понедельник 15 августа цинично избил работников полиции, выполняющих свои служебные обязанности…
– Они не выполняли свои обязанности, – процедил сквозь зубы задержанный, и ручка, зажатая в руке, дрогнула, шарик постучал по бланку. – Ваши ублюдки были в штатском… и если под выполнением служебных обязанностей понимать избиение беззащитной девушки в подворотне… Черт, эти изуверы просунули ее голову между прутьями решетки и сонную артерию пережимали!
И все же нашло ребро ладони своего героя. Такое ощущение, что в голове разбилась стеклянная банка, а осколки впились в мозг. Он застонал, уронил голову.
– Спасибо, Анохин, – сухо поблагодарил офицер. – Но в другой раз давай без самодеятельности – учись улавливать волю начальства. Я слышал, ты бывший десантник, Куприн? Служил себе, геройствовал, и вдруг что-то пошло не так. Из армии с позором выставили, запил, разнюнился, но кулаками помахать перед носом представителей законности пока еще горазд, так? Ах, прости, Андрей Николаевич, ты, наверное, обиделся – ведь бывших десантников не бывает, как же я забыл? Так же, как бывших шпионов, чекистов…
– Он, наверное, не десантник, – проворчал стоящий справа, и чуткое ухо уловило его координаты. – Так, дешевая китайская подделка.
Засмеялся стоящий слева – и его координаты отложились в голове.
– Короче, Куприн, – ручка хлопнула по столу, – надоело переводить на тебя бумагу. Признаешься в умышленном нападении на сотрудников полиции – и мирно топаешь в камеру спать. Бить не будем… может быть. Во всяком случае, наш отдел об тебя руки марать не будет. Отсидишь четыре года за причинение тяжких телесных повреждений, а это немного за две сломанных руки и испорченную носовую перегородку сотрудников полиции – согласись? Не признаешься… Имеется парочка подходящих «глухарей» – и техника исполнения схожая, и почерк… это не ты, кстати, был? Ах, ты же у нас не грабитель… В общем, руки чешутся, сам понимаешь, но мы ведь честные менты… прошу прощения, копы, не хотим вешать на человека чужого. Так что решай. Альтернатива – «чирик» строгого режима, а то сокращается что-то поголовье лесорубов в этой стране. Думай, Куприн. Будущее зависит от тебя, – не преминул съехидничать офицер.
Воцарилось интересное молчание.
– Браслеты снимите… – прохрипел арестованный.
– Что-то голос у него изменился, – подметил тот, что слева.
– А автограф поставишь? – ухмыльнулся офицер.
Человек в наручниках молчал. Офицер придвинул лампу поближе, принялся изучать лицо. Но тот уже не жмурился. Зеленые глаза, окруженные сеточкой мелких морщин, безучастно созерцали пространство. Продолговатое скуластое лицо, высокий лоб под короткими русыми волосами, двухдневная щетина, отнюдь его не портящая. Портили человека синеватые мешки под глазами и землистая бледность, придающая лицу «очарование» мертвеца. Под носом запеклась кровь, рукав приличного спортивного пиджака был порван с мясом.
– Я повторяю свой вопрос, – как-то неуверенно произнес ведущий допрос. – Ты подпишешь показания, Куприн? Всего лишь подпись на чистом бланке, а мы потом заполним – чего тебя мучить?
«Боятся, твари, – злорадно подметил арестант, и хищная ухмылка осветила сумрачное лицо. – Даже в браслетах боятся».
– Итак…
– Да пошли вы по адресу… – Он сник, расслабился – во всяком случае, так казалось.
– Анохин!
И вновь тяжелый удар – он ждал его, готовился и все равно вздрогнул, уронил голову. Атака в левый бок, в правый – подключались свежие силы. Он терпел – научился этому за годы службы на благо государства. А садисты получали удовольствие, посмеивались, наращивая силу и темп ударов, входили в раж.
– Не убейте его, – предупредил офицер. – Ну, хватит, парни, хватит, увлеклись вы что-то. Хватит, говорю!
– Клиент готов, товарищ капитан, – тяжело дыша, доложил тот, что слева. – Скоро оклемается, не волнуйтесь.
– Клиент в глубоком коматозе, – хрюкнул тот, что справа. – Да ничего ему не сделается, товарищ капитан.
– Придуривается, сука… – прохрипел стоящий сзади и ударил ниже шеи сцепленными в замок руками. Потом схватил «клиента» за волосы, задрал ему голову, прошипел в изъеденное бледностью лицо: – Что, дружище, это тебя не убивает, а делает сильнее?
Он даже не догадывался, как он прав. Все произошло так быстро, что «господа полицейские» не успели опомниться. Мараться не хотелось, но Андрей поборол брезгливость – схватил садиста скованными за спиной руками за причинное место и так сжал, что у того под штанами, похоже, все лопнуло, а «пострадавший» взвыл белугой! Полная потеря ориентации. Он согнулся пополам, а когда искореженная физиономия оказалась на уровне затылка арестанта, тот отвел голову и что есть мочи врезал затылком по переносице. Полицейский свалился как куль – и их осталось трое. Андрей отпрыгнул вместе с табуретом, каблуком подцепил столешницу и с силой оттолкнул от себя. Стол поразил офицера в грудину, тот вякнул по-бабьи, задохнулся – и все повалилось на пол в ужасном беспорядке: стол, табуретка, настольная лампа, сотрудник полиции, проводивший допрос… Двое метнулись к арестанту, возмущенно галдя, но его уже не было в этой точке – отъехал. Кувырок через спину – с мобилизацией всех мышц, с падением табуретки – он смог, мужик еще крепкий, ведь в сорок всё только начинается! Трудно зафиксироваться вертикально, если руки скованы за спиной. Он крутанулся на носке, проделав танцевальное фуэте, вмазал ногой в живот и только после этого отлетел к стене, чтобы она его поддержала. Грохот тела возвестил, что «выстрел» был не «холостой». Матерящееся тело метнулось к двери – он различил силуэт, упавшая лампа не разбилась, продолжала гореть; разрывая жилы, буквально на пределе, он бросился наперерез. Не уйдешь, дружище, учись отвечать за свои поступки… Повалился под ноги, тот споткнулся, треснулся о дверь, а сообразив, что уйти не удастся, решил вцепиться в арестанта, но тот куда-то откатился, а когда он встал на колени, шаря руками, разящий удар каблуком в переносицу опрокинул навзничь…