Арестант привстал на локтях, прислушался. За стенами было тихо – неплохая звукоизоляция в этом подвале. Сколько же почек тут отбито нормальным людям…
– Именем Российской Федерации, как говорится… – прошептал майор десанта и затрясся в беззвучном смехе. Самое время посмеяться. Он сделал все возможное, чтобы остаться пожизненным инвалидом за решеткой – надо же быть таким олухом…
Андрей встал, привалился к стене и, постанывая, проделал «комплекс упражнений», позволяющий перевести скованные руки из положения «за спиной» в положение «перед собой». Появилась пара степеней свободы. Он доковылял до лампы, поднял ее, осветил пространство. Поработал он на славу. Двое не шевелились, но когда-нибудь начнут. Майор десанта прекрасно знал, что такое убить, а что такое вывести из строя. Пораженный в живот обливался рвотой, пытался привстать, но руки не слушались. Офицер лежал под перевернутым столом – он мог подняться, но благоразумие торжествовало – нужны ему дополнительные увечья? Майор опустился перед офицером на колени, обхлопал брючные карманы, извлек ключи от наручников, освободился, размял затекшие запястья.
– Ты труп, сука… – прохрипел «полисмен» и исторг такую заковыристую руладу, что Куприн недоверчиво покачал головой – надо же, какой великий и могучий…
– Бесполезно, приятель, – пробормотал Андрей. – Я был везде, куда ты меня посылаешь. И заруби на носу – как бы ни ломала жизнь майора Куприна, он никогда не спивался. Выпивал – это бывало, в меру выпивать – дело святое, но никогда он не топил свои проблемы в водке. Так что используй в дальнейшем только проверенную информацию, договорились?
Тот снова начал материться, и Андрей не выдержал – злость взяла. Треснул офицера по челюсти – и тот заткнулся. Всмотрелся – нормальный такой технический нокаут. Принюхался – фу, приятель, да ты благоухаешь, как ночная ваза…
Пошатываясь, он выбрался в соседнее помещение – место отдыха «дежурной» смены истязателей. Стол, стулья, ржавый «умывальников начальник», оснащенный зеркалом и вафельными полотенцами. Андрей сполоснул лицо, уставился на тоскливого мужика в зазеркалье, влетевшего по полной программе. Вот так и проходит та самая «глория мунди». Что осталось от героя былых времен? Тоскливые глаза, щетина, на макушке что-то невообразимое…
– Мудрость покинула тебя, о великий вождь, – поставил он в известность отражение и принялся расчесываться пятерней. – И не дело тут изображать из себя несчастного. Кто бьет, тому не больно, помнишь?
Андрей шел по коридору, стараясь не гнуться – хотя давило к земле со страшной силой. Кто-то высунулся из двери, смерил его удивленным взглядом, но занят был – не стал разбираться. Поднялся по лестнице, вежливо пропустил двух людей при погонах – те возвращались с обеда, дожевывая и энергично общаясь. Пошел по коридору районного полицейского отделения. Сновали люди, хлопали двери. Улыбнулся миловидной даме, старшему лейтенанту – ей очень шла полицейская форма. Женщина удивилась, посмотрела ему вслед, пожала плечами. Покосились сержанты из патрульно-постовой службы, топающие по своим делам. Куприн добрался до застекленной комнаты дежурного. Пять шагов до распахнутой входной двери – там смеялись полицейские, пыхтели под парами машины. Глупость, он не уголовник, он не должен пускаться в бега. Да и злость из головы практически выдуло. Он терпеливо дождался, пока от окошка отклеится возмущенная девушка, уверенная, что у нее где-то в транспорте (а может, и не в транспорте) украли новенький айфон. В полицию-то зачем пришла?
– Слушаю вас, – вопросительно уставился дежурный капитан. Личность «просителя» была знакомой (еще бы, два часа назад этого типа волокли по коридору), но быстро ориентироваться в закоулках памяти он не умел. – У вас тоже что-то украли?
– Веру, – улыбнулся он. – В торжество справедливости. Куприн Андрей Николаевич. Задержан за избиение сотрудников полиции, превысивших свои полномочия. По ходу допроса подвергся пыткам, был вынужден защищаться. Четверым сотрудникам требуется срочная медицинская помощь – они внизу, в пыточной… – И когда у дежурного от удивления вытянулась физиономия, рука машинально потянулась к кобуре, другая – к «тревожной» кнопке, добавил с ироничной улыбкой: – Капитан, я не пытаюсь сбежать. Но давайте договоримся – никакого рукоприкладства, хорошо? Мы проживаем в правовом государстве, нет? Несколько минут назад я звонил влиятельному человеку в правительстве Москвы, радеющему за высокоморальный облик наших органов и имеющему хорошие отношения с начальником столичного ГУВД – вы же не думаете, что имеете дело с бомжом? Дело на контроле, так что посоветуйте следователям и их подручным вести себя прилично. А «отличившихся» в подвале нужно уволить – вы же не хотите, чтобы ваше отделение подверглось заслуженной порке?
Он не верил в благоразумие «отдельных» сотрудников полиции. Но самое смешное заключалось в том, что с этой минуты его не били. От греха подальше – время сложное, повсюду проверяющие, докладные в главк летят, как перелетные птицы по осени. Да и где искать этот телефон, с которого арестованный якобы звонил? Вдруг и вправду звонил – парень непростой, в прошлой жизни мог якшаться с хозяевами мира. Его швырнули в одиночную камеру – на срок все равно наработал, а теперь еще и с прицепом. Шли часы, возможно, дни, его кормили, допросами не развлекали, в «пресс-хату», набитую урками с чешущимися кулаками, не приглашали. Ему было без разницы, с прошлой жизнью покончено, грядущее вырисовывалось в декадентских тонах – можно считать, что это нормально. Он валялся на скрипучей шконке, спал, равнодушно созерцал ободранный потолок, временами вскакивал, разминал затекшие мышцы, дубася кулаками воображаемого противника…
По прошествии веков заскрежетали острожные запоры, и, подвывая на утробной ноте, отворилась дверь.
– Куприн, на выход, – равнодушно молвил надзиратель.
«Вот и кончились твои сто лет одиночества», – подумал сиделец, открывая глаза.
Комната, куда его доставили, не отличалась роскошеством интерьера и глубоко продуманным дизайном. Но на окне стояла гортензия в горшке, а стены недавно красили. За столом сидел человек и терпеливо ждал. Уставился исподлобья на вошедшего, проследил, как надзиратель запирает дверь с обратной стороны.
– Доброе утро, Андрей Николаевич, присаживайтесь.
– Да идите вы в задницу со своим добрым утром, – проворчал арестант.
Посетитель поморщился:
– Вам не хватает выдержки и такта, Андрей Николаевич.
– А мне всегда чего-то не хватает…
– Очень жаль, что вы так грубо начинаете беседу, еще не зная, о чем пойдет речь, – вздохнул мужчина. У него был тихий взволнованный голос. – Может быть, вы успокоитесь и мы начнем все заново? Доброе утро, Андрей Николаевич.
Утро было не добрым, ну, ладно. В конце концов, посетитель прав – он должен держать себя в руках. Если он в плену у государства, это не значит, что государство теперь будет думать за него.
– Здравствуйте, – пожал он плечами и сел. – Следует понимать, что теперь вы ответственный за базар?
– О, нет, что вы, Андрей Николаевич, – решительно отверг «навет» незнакомец. – Я здесь в некотором роде частное лицо, не имею отношения к правоохранительным органам и не собираюсь выяснять меру вашей вины…