– Господин! Мой добрый господин! – кричал он.
В эту минуту, привлеченный криками, на пороге появился Вильфор.
Моррель выпустил полубесчувственную Валентину и, бросившись в глубь комнаты, скрылся за тяжелой портьерой.
Побледнев, как полотно, он с ужасом смотрел на умирающего, словно вдруг увидел перед собой змею.
Нуартье терзался нетерпением и тревогой. Его душа рвалась на помощь несчастному старику, который был ему скорее другом, чем слугой. Страшная борьба жизни и смерти, происходившая перед паралитиком, отражалась на его лице: жилы на лбу вздулись, последние еще живые мышцы вокруг глаз мучительно напряглись.
Барруа, с дергающимся лицом, с налитыми кровью глазами и запрокинутой головой, лежал на полу, хватаясь за него руками, а его окоченевшие ноги, казалось, скорее сломались бы, чем согнулись.
На губах его выступила пена, он задыхался.
Вильфор, ошеломленный, не мог оторвать глаз от этой картины, которая приковала его внимание, как только он переступил порог.
Морреля он не заметил.
Минуту он стоял молча, заметно побледнев.
– Доктор! Доктор! – воскликнул он наконец, кидаясь к двери. – Идите сюда! Скорее!
– Сударыня! – звала Валентина свою мачеху, цепляясь за перила лестницы. – Идите сюда! Идите скорее! Принесите вашу нюхательную соль!
– Что случилось? – сдержанно спросил металлический голос г-жи де Вильфор.
– Идите, идите!
– Да где же доктор? – кричал Вильфор.
Госпожа де Вильфор медленно сошла с лестницы; слышно было, как скрипели деревянные ступени. В одной руке она держала платок, которым вытирала лицо, в другой – флакон с нюхательной солью.
Дойдя до двери, она прежде всего взглянула на Нуартье, который, если не считать вполне естественного при данных обстоятельствах волнения, казался совершенно здоровым; затем взгляд ее упал на умирающего.
Она побледнела, и ее взгляд, если так можно выразиться, отпрянул от слуги и вновь устремился на господина.
– Ради бога, сударыня, где же доктор? – повторил Вильфор. – Он прошел к вам. Вы же видите, это апоплексический удар, его можно спасти, если пустить ему кровь.
– Не съел ли он чего-нибудь? – спросила г-жа де Вильфор, уклоняясь от ответа.
– Он не завтракал, – сказала Валентина, – но дедушка посылал его со спешным поручением. Он очень устал и, вернувшись, выпил только стакан лимонада.
– Почему же не вина? – сказала г-жа де Вильфор. – Лимонад очень вреден.
– Лимонад был здесь, в дедушкином графине. Бедному Барруа хотелось пить, и он выпил то, что было под рукой.
Госпожа де Вильфор вздрогнула. Нуартье окинул ее своим глубоким взглядом.
– У него такая короткая шея! – сказала она.
– Сударыня, – сказал Вильфор, – я спрашиваю вас, где д’Авриньи? Отвечайте, ради бога!
– Он у Эдуарда; мальчик нездоров, – сказала г-жа де Вильфор, не смея дольше уклоняться от ответа.
Вильфор бросился на лестницу, чтобы привести доктора.
– Возьмите, – сказала г-жа де Вильфор, передавая Валентине флакон, – ему, вероятно, пустят кровь. Я пойду к себе, я не выношу вида крови. – И она ушла вслед за мужем.
Моррель вышел из своего темного угла, среди общей тревоги его никто не заметил.
– Уходите скорей, Максимилиан, – сказала ему Валентина, – и не приходите, пока я вас не позову. Идите.
Моррель жестом посоветовался с Нуартье. Нуартье, сохранивший все свое хладнокровие, сделал ему утвердительный знак.
Он прижал к сердцу руку Валентины и вышел боковым коридором.
В это время в противоположную дверь входили Вильфор и доктор.
Барруа понемногу приходил в себя; припадок миновал, он начал стонать и приподнялся на одно колено.
Д’Авриньи и Вильфор перенесли Барруа на кушетку.
– Что нужно, доктор? – спросил Вильфор.
– Пусть принесут воды и эфиру. У вас в доме найдется эфир?
– Да.
– Пусть сбегают за скипидарным маслом и рвотным.
– Бегите скорей! – приказал Вильфор.
– А теперь пусть все выйдут.
– И я тоже? – робко спросила Валентина.
– Да, мадемуазель, прежде всего вы, – резко сказал доктор.
Валентина удивленно взглянула на д’Авриньи, поцеловала деда в лоб и вышла.
Доктор с мрачным видом закрыл за ней дверь.
– Смотрите, смотрите, доктор, он приходит в себя; это был просто припадок.
Д’Авриньи мрачно улыбался.
– Как вы себя чувствуете, Барруа? – спросил он.
– Немного лучше, сударь.
– Вы можете выпить стакан воды с эфиром?
– Попробую, только не трогайте меня.
– Почему?
– Мне кажется, если вы дотронетесь до меня хотя бы пальцем, со мной опять будет припадок.
– Выпейте.
Барруа взял стакан, поднес его к своим посиневшим губам и отпил около половины.
– Где у вас болит? – спросил доктор.
– Всюду; меня сводит судорога.
– Голова кружится?
– Да.
– В ушах звенит?
– Ужасно.
– Когда это началось?
– Только что.
– Сразу?
– Как громом ударило.
– Вчера вы ничего не чувствовали? Позавчера ничего?
– Ничего.
– Ни сонливости? Ни тяжести в желудке?
– Нет.
– Что вы ели сегодня?
– Я ничего еще не ел; я только выпил стакан лимонада из графина господина Нуартье.
И Барруа кивнул головой в сторону старика, который, неподвижный в своем кресле, следил за этой сценой, не упуская ни одного движения, ни одного слова.
– Где этот лимонад? – живо спросил доктор.
– В графине, внизу.
– Где внизу?
– На кухне.
– Хотите, я принесу, доктор? – спросил Вильфор.
– Нет, оставайтесь здесь и постарайтесь, чтобы больной выпил весь стакан.
– А лимонад?..
– Я пойду сам.
Д’Авриньи бросился к двери, отворил ее, побежал по черной лестнице и едва не сбил с ног г-жу де Вильфор, которая также спускалась на кухню.
Она вскрикнула.
Д’Авриньи даже не заметил этого; поглощенный одной мыслью, он перепрыгнул через последние ступеньки, вбежал в кухню и увидел на три четверти пустой графин, стоящий на подносе.