Уже различались через толщи воды низко висящие тучи. Смеркалось, но видимость в природе пока сохранялась. Словно на фотобумаге, погруженной в проявитель, смутно прорисовывались скалы, нависшие над бухтой, размытые очертания склонившихся над водой фигур. Боевики не расходились, всматривались в воду, не теряя надежды получить информацию о преследуемом объекте. Пока не стреляли. «Вот и не стреляйте! – мысленно молил Глеб. – Подстрелите же на фиг!» Он продолжал всплывать, волнуясь, как ребенок, – очертания скал и людей становились отчетливее, понятнее. Физиономии, как в искривленном зеркале, – перекошенные, страдающие забавными диспропорциями. Но вот они зашевелились, пришли в движение, он различал глухие вскрики – люди обнаружили, что из пучины, кажется, что-то всплывает. Хватит! Им ничто не мешает пострелять для перестраховки! Он заработал ногами, свободной рукой и, когда до поверхности осталось метра полтора, открыл огонь из автомата! Сжал цевье левой рукой, чтобы оружие не увело, туго сжимал приклад под мышкой, давил на курок, стараясь целиться, а балансировал при помощи ног, что было полной клоунадой…
В этом было что-то идиотское, абсурдное – из воды в склонившихся людей летели пули! А автомату было безразлично, в каких условиях работать. «Вода – вода», «вода – воздух»… Боевики валились как подкошенные, тряслись, обливались кровью. Он выпустил весь магазин, всплыл, хватая воздух, готовясь делать «подъем-переворот», если в округе остался кто-то, способный держать оружие. Теоретически он мог успеть погрузиться. Но никто не стрелял! Не может быть! Неужели получилось?! Не веря своему тихому счастью, он сильными гребками подплыл к берегу, выбросил на камни пустой автомат, выбрался сам – с шумом, брызгами, схватил валяющийся под ногами «М-4», отпрыгнул, присел на корточки, начал отслеживать любое движение, чтобы отправить в ту сторону пулю…
На узком пятачке между морем и скалами валялись три окровавленных неподвижных тела. Скуластый, практически безволосый мужчина с раскосыми выпуклыми глазами – похоже, бабушку или прабабушку этого типа однажды в свой вигвам пригласил индеец. Мулат с разбитой челюстью и оторванным носом – в глазах застыло всеядное любопытство. А любопытной Варваре, между прочим… Третьим был руководитель «боевого звена» – суровый мужик с импозантной щетиной. Две пули в грудь – очевидно, достаточно. Он даже после смерти что-то орал, скаля идеальные фарфоровые зубы… К расколотой скале тянулась кровавая дорожка (практически ковровая). При этом она с двух сторон обтекала скалу, и в памяти возник известный эпизод из фильма «Самогонщики», когда Никулин как-то странно объехал на лыжах дерево. Он снова покосился на мертвое царство – три тела, четыре автомата, плюс тот, что находился при нем. Но все равно не стоило расслабляться.
Он на цыпочках добежал до скалы, осторожно высунулся. Так и есть. Двое раненых пытались уползти. Каша в головах, можно посочувствовать. Пули сбили их с ног, оба выронили оружие, одного отбросило к скале (судя по кровавым отпечаткам), другой упал головой на камень. Эти двое просто перестали думать от боли. Один пытался ползти, подтягиваясь на руках – ноги были перебиты, из живота толчками выходила желто-красная, липнущая к камням субстанция. Он был не жилец, проволокся метра полтора и затих. У второго была разбита голова, и пуля навылет прошла через плечо. Он передвигался, согнувшись, хватаясь за обломки скал, с него ручьями стекала кровь. Силы оставляли вояку, он опустился на колени, сделал передышку. Голова была низко опущена. Глебу стало неловко. Перевязать бы надо человека. Или добить. Куда ему с ним? Но он еще не дошел до такого состояния, чтобы расстреливать безоружных и раненых, – оттого и растерялся. Он медленно подошел, постоял, опустив автомат. Раненый почувствовал, что рядом кто-то есть. Он обреченно вздохнул, повернул голову. Обычный тридцатилетний мужчина. На улице пройдешь мимо такого – даже не почешешься. У него дрожала левая сторона лица, а правую почти полностью залила кровь. Черепная кость выше лба была размозжена «острым каменным предметом», и оттуда сочилась кровь. В принципе, оба ранения были не смертельные. Судя по умоляющим глазам, он умирать не собирался, все происходящее казалось каким-то нереальным глупым сном.
– Не стреляйте… – прошептал мужчина. – Иисусом заклинаю, не стреляйте…
– Да не буду я в тебя стрелять, дружище, успокойся, – уверил Глеб. – Давай я помогу тебе сесть, сейчас придумаем, чем тебя перевязать, а потом немного побеседуем, договорились?
– Да, конечно, я не возражаю… – шамкал боевик. – Я всё вам расскажу, только не стреляйте…
Глеб обхватил его за правое плечо и начал разворачивать спиной к скале. Парень стонал, закатывал глаза. Он кое-как его усадил, пристроил простреленную левую руку, потянулся за второй, которая оставалась вывернутой за спиной.
– Как тебя зовут, горе луковое?
– Брэндон… – Он еле говорил, слюна сочилась с губ, он не мог ее сглотнуть. – Брэндон Николс…
И чуть не купился! Вывернутая рука уже выбиралась из-за спины, парень напрягся от боли… и вдруг блеснул коварный маячок в глазах! Неловкое движение на выдохе, и нож, спрятанный в правой руке, чуть не пропорол Глебу живот! Он отшатнулся, лишь в последний миг сообразив, что с этим парнем что-то неладно. А тот, потерпев фиаско, взвыл от разочарования… и вдруг с силой оттолкнул Глеба от себя! Тот еще не опомнился, позволил себя провести, повалился на спину, автомат отлетел в сторону. Сил подняться у боевика не оставалось, он бросился на врага из сидячего положения, умудрившись оттолкнуться пятками. Ревущий, с оскаленным ртом, занося нож – он уже валился на Глеба, чтобы начать кромсать его клинком… но Глеб согнул ногу в колене и выставил перед собой! Боевик натолкнулся грудью на преграду, огонек сомнения заблестел в глазах. Глеб с силой отшвырнул его от себя, тот отлетел, как пушинка, треснулся затылком о скалу…
Он поднялся, проклиная себя за излишнюю доверчивость, поднял автомат. Пострадавший шевелился, блуждали затуманенные очи. Он разглядел ствол, направленный в голову, нашел в себе силы прошептать:
– Не стреляйте, пожалуйста…
– Издеваешься? – возмутился Глеб. – Тебе попытку дали? Дали? И как ты ей воспользовался? Так что извини, второй попытки не дам. И совесть не будет мучить, что пристрелил безоружного. В общем, бывай, дружище Брэндон Николс, не унывай там…
Он выстрелил в лоб, чтобы не мучился. После этого силы оставили майора спецназа, он опустился на камень, завалился, закрыл глаза… Когда он очнулся, уже стемнело, видимость сохранялась весьма условная. Он обнаружил, что лежит почти голый, в приятной, но уже попахивающей компании, и основательно замерз. Он лунатиком бродил по побережью, натыкаясь на острые камни. Отыскал свою одежду – по ней хорошенько потоптались, стал натягивать, стараясь ничего не перепутать и облачаться в правильной последовательности. По мере одевания он несколько раз терял сознание, прислонялся к холодному камню, глубоко дышал, возвращался к жизни. Ботинки превращались в каторжные колодки – «эксплуатировать» их было бессмысленно. Он стащил с ближайшего покойника добротные бутсы, сунул в них ноги, стало тепло и уютно. Взгромоздил за спину ударно отстрелявшийся двухсредный автомат, на плечо повесил «М-4», отряхнулся, пошел…