Никакого страха он не испытывал, ни к какой беседе или допросу не готовился, никаких легенд не сочинял. О тех, кто так грамотно снял их со шлюпки, он ничего не знал, поэтому не мог даже предположить характера предстоящих вопросов. А что они последуют – в этом Николай не сомневался. Сняли их явно не спасатели-энтузиасты, а люди, которые совершенно точно знали, в какой точке моря, в какое время и в какой день должны появиться старпом и его команда. Поэтому еще с вечера Даргель решил просто послать их на хрен вместе с их любопытством, напился чаю и, едва согревшись, моментально уснул.
Хозяева корабля, надо отдать им должное, дали пленникам выспаться и вежливо разбудили только ко второму завтраку, пригласив русских гостей откушать в обществе капитана и его помощника.
Даргель вежливо поблагодарил вестового, попросил еще раз передать капитану благодарность за спасение и, пообещав быть ровно через пять минут, быстро умылся, оделся. Незаметно пробежав руками по вещам, убедился – да, обшмонали, стряхнул с плеча невидимые пылинки и отправился на встречу с капитаном этого странного судна.
Судя по тому, что несколько трапов, по которым они шли, все время вели наверх, завтрак должен был состояться не в кают-компании, а в надстроечной каюте капитана или в пыточной камере, которая у них, судя по всему, тоже расположена подальше от глаз экипажа.
Еще на подходе Николай услышал заливистый, игривый смех Ларисы Крутолобовой и разудалый хохот ее патрона, академика Расторгуева. О пытках смехом Даргель никогда не слыхал, поэтому толкнул дверь с облегчением.
Капитанская каюта, если она была таковой, особой роскошью не блистала и ничем примечательным не отличалась. Разве что вызывал уважение солидный домашний кинотеатр, не привычный нашему глазу автомат для приготовления кофе и довольно большая коллекция рыбьих чучел, не совсем уместная на корабле, который занимается транспортировкой нефтепродуктов. Впрочем, мало ли у кого какие чудачества приключаются. Море, однообразие… Бывает…
– Проходите, Николай, присаживайтесь. – В каюте, кроме капитана, который примостился в дальнем углу и в беседе, судя по всему, принимать участия не желал, а также Крутолобовой и Расторгуева, находился еще хорошо одетый мужчина в гражданском платье и без знаков принадлежности к какому-либо флоту. Он и пригласил Даргеля сесть. – Не беспокойтесь и, пожалуйста, чувствуйте себя как дома. – Он улыбнулся широкой гостеприимной улыбкой, обнажившей красивые белые зубы. К таким субчикам Даргель интуитивно всегда относился с подозрением и внутренне напрягся.
– Откуда вы знаете, что меня зовут Николаем? – поинтересовался старший помощник.
– Ваши коллеги пришли несколько раньше, – он снова приветливо улыбнулся, – и мы во время вашего отсутствия успели с ними немного побеседовать.
«Интересно, – подумал Даргель, усаживаясь в кресло, – что эти горе-ученые успели еще наплести? Наверняка меня умышленно пригласили позже, чтобы спокойно побеседовать с этими простофилями в „непринужденной, дружественной обстановке“ и вытянуть из них максимум сведений».
– Разрешите вам представить командира корабля мистера Мак-Кинли, – мужчина указал рукой на мрачного субъекта, и тот неохотно кивнул головой, – а меня зовут Скотт. Скотт Нейвилл. – Я помощник командира этого судна. Не желаете ли чего-нибудь выпить?
– Кто же пьет с самого утра? – недоуменно пробурчал Даргель, приноравливаясь к глубокому и мягкому креслу.
– Я имел в виду чай или кофе. – Нейвилл понимающе улыбнулся своеобразной интерпретации своих слов.
– Если можно, мне – кофе, – тут же отозвалась Крутолобова, еще больше похорошевшая после беззаботного сна в мягкой постели.
– А я бы попросил стакан чая с мятой, – попросил академик и добавил: – Если вас, конечно, не затруднит.
– Нисколько, – продолжая расшаркиваться перед гостями, американец (услышав фамилию «Нейвилл», старший помощник тут же решил, что он – янки) заказал по переговорному чай, подошел к автомату и лично занялся приготовлением кофе для единственной женщины. – Вам капучино или, может быть, со сливками?
– Просто черный, – отозвалась Лариса, – без сахара.
За время всей этой гостевой церемонии капитан не произнес ни слова, потом встал, подошел к Нейвиллу, буркнул что-то неразборчивое и направился к выходу.
– Мистер Мак-Кинли просит у вас извинения, – тут же прокомментировал его поступок помощник, – но у него, как вы понимаете, есть кое-какие обязанности, поэтому беседовать мы с вами будем без него.
Нейвилл принял из рук посыльного чай, подал его академику, поставил перед собой и Крутолобовой ароматный кофе, уселся, наконец, сам и, мило извиняясь, начал разговор:
– Господа, – он обвел присутствующих взглядом, – может быть, не все из вас знают, разве что кроме господина Николая, – он сделал реверанс в адрес старшего помощника, – но в морских правилах существует свой порядок и условности. В частности, такое понятие, как «судовой журнал», в который записываются все мало-мальски значимые события, происшедшие на судне. – Он отхлебнул горячий напиток и продолжал: – Поэтому я должен задать вам несколько вопросов. – Он положил перед собой толстенную тетрадь и вооружился авторучкой. – Я предлагаю сейчас быстро покончить с неприятными для меня и для вас формальностями, чтобы продолжить беседу в более непринужденной обстановке. В честь вашего спасения и, можно сказать, второго дня рождения, я готов с радостью откупорить бутылку хорошего «Бурбона». – Не дождавшись бурных оваций по поводу своей щедрости, мистер Нейвилл продолжал мягко и умело стелить: – Пока вы отдыхали, мы связались с вашим дипломатическим представительством в Копенгагене. – Американец прямо-таки источал озабоченность за судьбу неудачных русских мореплавателей. – Кстати, они просили узнать, как только вы отдохнете, с какого вы корабля и порт его приписки, чтобы сообщить членам команды и родным о том, что вы не погибли в айсбергах, а живы и здоровы.
– Мы – члены экипажа российского большого рефрижераторного рыболовецкого судна «Муромец», – взял на себя инициативу разговора старший помощник, – порт приписки – Калининград. – Даргель был предельно краток и вежлив, давая понять, что он прекрасно знаком с международным морским правом и, несмотря на все радушие, большего говорить не намерен.
Мистер Нейвилл стал что-то быстро черкать в тетради и, не поднимая головы, спросил:
– Теперь, уж извините за формальности, я бы хотел точно записать ваши инициалы и должности.
– Николайчук Николай Максимович, – с пониманием откликнулся старший помощник «Макарова», – на «Муромце» состою в боцманской команде. – Даргель с невозмутимым видом воззрился на американца.
– Профессор… Вернее, академик… – поправился Расторгуев, немного растерявшийся от такого поворота разговора, – академик Российской академии наук Николай Иванович Расторгуев, океанолог.
– Вот как? – притворно удивился помощник капитана «Афродиты». – А чем занимаетесь конкретно?
– Китовыми, – ответил академик, не понимая, к чему клонит хозяин каюты, – а это, – он кивнул в сторону девушки, – мой ассистент, Лариса Крутолобова.