Перед Владимиром Денисовичем поставили предельно четкую задачу. Его обязывали любой ценой найти дополнительные подтверждения тому, что во всех оговоренных инцидентах повинны спецслужбы Грузии. Когда Галеев попытался аргументировать разумность проверки всех возможных версий, его не стали даже слушать. А чтобы он еще лучше понял, что от него требуется, строго-настрого предупредили: параллельные расследования недопустимы в принципе. «Лишняя трата времени и распыление сил и средств», – охарактеризовал попытки подобных расследований один из руководителей. Адмирал был вынужден стоять по стойке «смирно». Ему приходилось внешне соглашаться с тем, что его скрывающийся помощник страдает излишком преступной самодеятельности.
На самом деле Галеева одолевали сомнения в правильности таких категоричных выводов. В сущности, ему пришлось встать на распутье и выбирать между несколькими путями. С одной стороны, приказ сверху обсуждению не подлежал. Его следовало выполнять, что Владимир Денисович и собирался делать. С другой стороны, опыт и феноменальное чутье Полундры были неоднократно проверены в деле. В сотнях других самых сложных запутанных передрягах старлей оказывался прав и выходил победителем. А вдруг и в этом случае он оказался дальновиднее самого высокого военного чиновника? Адмирал вполне допускал такое. Он даже был готов к молчаливому покрывательству Сергея Павлова. Однако все упиралось в отсутствие у того должных доказательств альтернативной версии.
Внезапно в номер постучали. Контр-адмирал поймал себя на том, что все-таки задремал. Стук вырвал его из объятий дремоты. Он вскочил с дивана и буквально подбежал к двери.
– Кто там? – спросил Галеев и, не дожидаясь ответа, повернул ключ.
– Извините за беспокойство, вам просили передать пакет, – послышался в ответ юношеский голос.
Дверь распахнулась. На пороге стоял посыльный, протягивая бумажный сверток. Владимир Денисович с недоверием его взял и покрутил в руках. На желтой оберточной бумаге не было ни единой надписи.
– С чего ты взял, что послание предназначено именно мне? – уточнил он.
– Мне сказали, что это для вас. Назвали вашу фамилию и номер апартаментов, – невозмутимо проговорил посыльный, дожидаясь чаевых.
– Кто сказал? Когда сказал?
– Какой-то мужчина. Он не называл себя. Я его видел буквально пять минут назад.
Галеев принялся более внимательно рассматривать пакет. Он прощупывал и даже обнюхивал его. Содержимое было более-менее мягким, за исключением некоего твердого уплотнения посередине. Данное послание казалось слишком подозрительным. Под несколькими слоями бумаги могло находиться взрывное устройство или какая-нибудь зараза. Террористы могли подсунуть все, что угодно.
Адмирал находился в некотором замешательстве. Ему хотелось вызвать бригаду саперов, чтобы те разобрались с содержимым свертка. Однако что-то его сдерживало. «Да у меня от чертового недосыпания мания преследования взыграла, – мысленно сказал он себе. – Если я вызову спецов, а в пакете ничего опасного для жизни не найдется, меня ведь засмеют. От Москвы до самых до окраин…» Владимир Денисович взял себя в руки и еще раз обратился к посыльному:
– Скажи, пожалуйста, а ты можешь описать того мужчину? Как он конкретно выглядел? Может, у него какие-то приметы особые были?
– Да как мне его описать? Мужик как мужик. Таких, как он, вокруг, наверное, тысячи. Правда, он мускулистый. Силы у него прилично. По возрасту значительно младше вас. Родинок, шрамов или других отметин я у него не видел. Если уж говорить об особых приметах, то у него она одна. Я имею в виду девушку, которая ожидала его на улице. Очень красивая. На одну известную спортсменку похожа. Как ее там? Китаева? Тоскаева?
– Может, Баскалова? – предположил адмирал.
– Точно. Баскалова, – подтвердил посыльный.
Полученной информации оказалось достаточно, чтобы понять, кто передал пакет. Владимир Денисович протянул посыльному несколько монет и закрыл двери. Он вернулся в комнату и взял нож для резки бумаги. Пребывая в нетерпении, Галеев в спешном порядке вскрыл сверток и осторожно извлек оттуда папку. Открыв ее, адмирал в недоумении уставился на документацию, написанную по-грузински. Мобильник с грузинским интерфейсом также немало его удивил. Но наиболее потрясающе выглядел паспорт гражданина Грузии на имя Алексея Кондрикова. По сведениям милиции, именно он обвинил Полундру в похищении катера.
«Что-то я не совсем могу понять, к чему сейчас старлей клонит, – думал Владимир Денисович, внимательнее рассматривая документы. – Неужели и он согласился с версией о грузинском следе? Но зачем ему тогда был нужен весь этот сыр-бор?» Вдруг среди бумаг он обнаружил мини-компакт-диск DVD. Ругая себя последними словами, адмирал схватил диск и направился к ноутбуку.
Любительский фильм был снят одним непрерывным планом, без купюр. Ни один эксперт не сумел бы обвинить авторов в видеомонтаже. Галеев, не отрываясь, следил за всем, что происходило на экране. Отчетливо было видно, как Алексей Кондриков выходил из воды и как возился с пультом. Менее выразительно был слышен грохот взрыва. Однако картинка со вспенившимся от подводного взрыва морем отличалась предельной четкостью. Своей явственной документальностью впечатляла драма с появлением незнакомцев, дракой, последующим убийством Кондрикова и подбрасыванием каких-то предметов в салон его автомобиля. Трагикомические реплики Павлова и Баскаловой, перемещение обоих к машине убитого, обнаружение и осмотр фальшивых улик не походили на результат постановочных съемок.
– Если уж они здесь играют, то это у них получается лучше многих звезд кино, – невольно промолвил адмирал, ошарашенный увиденным. Данные съемки в корне меняли представления о необходимом направлении расследования сочинских диверсий. Информация, зафиксированная на цифровое видео, шла вразрез с версией, которую в верхах признали единственно верной.
Второй фильм начался для Владимира Денисовича неожиданно. Он уже отвернулся от ноутбука и углубился в новые размышления. Однако внезапно в комнате зазвучал голос Полундры. Галеев вздрогнул и оглянулся, полагая, что лейтенант неким образом проник в помещение. На самом деле Сергей Павлов обращался к своему начальнику с экрана ноутбука: «Товарищ адмирал! Я понимаю, что своими действиями причинил вам немало хлопот. Я допускаю, что из-за меня у вас могли возникнуть некоторые проблемы с руководством. Однако я не мог, просто не имел права поступать в данной ситуации как-либо иначе. Вы наверняка мне скажете: а как же мои действия соотносятся с присягой? Я отвечу открыто и честно. Да, я присягал строго выполнять требования воинских уставов, приказы командиров и начальников. Но ведь, кроме этого, я еще присягал на верность своему Отечеству – Российской Федерации. Я давал клятву свято соблюдать ее Конституцию и законы. Я клялся мужественно защищать свободу, независимость и конституционный строй России, народ и Отечество. Я обязался достойно исполнять воинский долг. В сложившейся ситуации возникла опасность того, что мне не удастся выполнить свой долг. Я имею в виду и мнение высшего руководства, и вашу прямую зависимость от него. Грузинская версия была изначально ложной. Террористы подкинули нам „грузинский след“. Я говорил об этом раньше, высказывая предположение. Я повторяю вам это сейчас, имея на руках кое-какие доказательства по этому поводу. Да вы уже сейчас сами знаете то, что известно мне. Террористическая группа должна быть обезврежена. И я это сделаю с вашей помощью или без нее».