– У меня есть! Черные, лаковые…
– Не годится! Надо купить перламутровые или серебряные, можно босоножки на высоком каблуке, но черные – исключено!
– Хорошо, купим, кстати, говорят, что «Березки» скоро прикроют!
– Я тоже слышала, – сказала Тина. – Вполне может быть, что вы ничего подходящего не найдете, на худой конец можно светлую замшу…
Ничего подходящего мы действительно не нашли. Правда, была одна пара очень красивых замшевых шпилек, но на номер меньше, чем мне нужно. Я в них все-таки влезла, но это была пытка! Я чуть не плакала.
Никита задумчиво повертел туфли в руках, а потом сказал:
– Ничего, берем! Я знаю, что делать! Отдадим в растяжку. На один номер всегда можно растянуть!
Туфли были куплены, и мы поехали к его знакомому сапожнику, который работал в мастерской возле рынка у метро «Новокузнецкая».
Никита объяснил ему, в чем дело. Сапожник по имени Ашот недовольно покачал головой. Заставил меня надеть одну туфлю, поцокал языком и сказал:
– Вах, Никита, такие красивые ножки зачем уродовать? Все равно ей будет больно, даже если растянем, они ж на полтора размера меньше! Предлагаю достойный выход – срежем нос, чтобы пальчики наружу!
А иначе твоя девушка мучиться будет, тебе это надо?
Мне было жалко резать такие красивые туфли, но с другой стороны…
– А не будет заметно, что…
– Не будет! Такую работу во всей Москве, кроме Ашота, никто не сделает, будут говорить, что нельзя, не получится. Все можно, все получится, если ты не ленивый и творчески подходишь к делу! Конечно, такая работа стоит недешево!
– Ничего, не разоримся! – успокоил его Никита. – Завтра сделаешь?
– Сделаю, не сомневайся. И даже возьму с тебя не очень много, я всегда добро помню, ты не думай! А что недешево такая работа стоит, это я твоей девушке объяснял!
Когда мы сели в машину, я спросила:
– Какое добро он помнит?
– Да ерунда! Я когда-то привез ему из-за границы лекарство для ребенка.
А сумки к туфлям не было.
– Ничего, обойдешься без сумки, – смеялся Никита, – положишь все ко мне в карман. Таким образом, я буду держать тебя на коротком поводке, потому что в этом платье ты сведешь с ума всех мужиков! А я ревнивый, имей в виду!
По случаю Райкиной свадьбы Никита надел белую рубашку с галстуком, и ему это очень шло. Светло-серый костюм сидел на нем так элегантно!
В Хаммеровском центре и вправду было, как в заграничном кино!
– На лифте хочешь покататься? – с улыбкой спросил Никита.
– Хочу! Мне Райка обещала…
– Зачем? Я сам тебя прокачу!
Когда лифт резко пошел вниз, у меня все внутри оборвалось.
Но все-таки мне понравилось. Молодожены задерживались. Но я увидела Райкину мать и тетю Зину. Они испуганно озирались. Я подошла к ним.
– Ой, здрасте! А где же Рая?
– Сейчас приедет, они нас вперед отправили, а тут такие строгости, нас сперва и пускать не хотели. И кому это надо! – ворчала тетя Зина. – А ты, я смотрю, цветешь! Твоя-то свадьба когда?
Но тут появились молодожены Райка в роскошном платье цвета чайной розы, которое необыкновенно шло ей, без дурацкой фаты, с живыми цветами в темных волосах, какая-то совсем другая, как будто уже не москвичка, а иностранка, и ее муж, высокий, очень худой, в очках, с приятным лицом. Мой Никита в сто раз красивее, с гордостью подумала я. И шагнула к подруге.
– Райка, поздравляю!
– Танька, привет! Познакомься, это мой муж! Гленчик, это моя Танюшка, я тебе говорила! А Никита где?
Но тут подошел Никита. Они обменялись рукопожатием с Гленом, Райке Никита церемонно поцеловал руку, отчего она зарделась.
– Танька, я писать хочу, умираю, пошли со мной!
Гленчик, мы пойдем носики попудрим!
– А куда идти?
– Я знаю, пошли! Ой, Танька, свершилось! Но чего нам это стоило! Перестройка перестройкой, а брак с иностранцем такая морока! Как тебе платье?
– Опупенное! – засмеялась я. – У тебя в нем совсем парижский вид!
– У тебя, кстати, тоже платье – умереть не встать Где брала?
– Мне Никита заказал у модельера…
– Танька, во жизнь пошла! А как тебе мой Гленчик?
– Очень милый!
– Не то слово! Слушай, а под жакеткой у тебя что?
Покажь! Ух ты! Вот это да! Смело! Только попа прикрыта!
Ну пошли! Жрать хочу, умираю! Ничего сегодня не ела Кошмар какой-то! Ну теперь все, можно праздновать!
Народу было много, человек сорок, но совершенно разношерстных. Со стороны невесты кроме матери, тетки и двоюродной сестры с мужем, которая явно умирала от зависти и потому презрительно кривила губы, были еще две подружки из ГИТИСа. Зато со стороны жениха!
Знаменитая балерина с мужем-балетмейстером, еще какие-то знакомые по телевизору лица, пожилая меццо-сопрано из Большого театра с молодым спутником и еще какие-то люди. Никита тоже встретил тут знакомого, это оказался композитор, писавший музыку к двум его фильмам. Они обнялись, и Никита подозвал меня:
– Вот, Миша, познакомься, это Таня, моя жена!
У меня, как говорится в басне, в зобу дыханье сперло!
– Слышал, слышал о твоих переменах, но не думал, что вы такая красивая! Поздравляю, ручку можно поцеловать?
Когда композитор отошел, я пролепетала:
– Ну зачем ты…
– А как мне прикажешь тебя представлять? Моя спутница? Моя девушка? Это, знаешь ли, неприлично И потом, мы все-таки живем как муж и жена, так в чем проблема? В штампе? Но я же тебе предлагал… А разве ты не считаешь меня своим мужем?
Что это с ним? Но должна признать, мне было приятно до чертиков.
Я взяла его за руку и подвела к Зине.
– Тетя Зина, хочу вас познакомить со своим мужем!
У нее отвисла челюсть. Но она взяла себя б руки, окинула Никиту оценивающим взглядом и заявила:
– Нашла себе блондина! – И засеменила прочь.
– Что она хотела этим сказать? – озадаченно поинтересовался Никита.
– Понятия не имею!
Так это и осталось для нас загадкой.
Через три дня в шесть часов утра мы уехали в Пярну.
– Надо бы тебя научить водить машину, могла бы сменять меня за рулем.